Евгения Дербоглав - Ребус [litres]

– Паразита, – монотонно повторила Андра.

– Я не могу писать «одержимость» или «демон», – возразил душевник, – потому что это некорректные термины. В случае одержимости демонами даже кочевники знают, как обеззаразить такой орган, как душа. Но здесь… – врач почесал затылок, – если б я умел оперировать душу, я бы это сделал. Видите ли, данный орган не особо постижим обычными телесными методами, он слишком тонкий и слишком просторный.

– Бенидора сказала, что вылечить это может только тот, кто это ему устроил, – она чувствовала, как слабеет ее голос.

Врач снова кивнул.

– Да, опять же да, я так считаю. Но я не говорил ничего даме, про которую вы рассказали. И я не делал таких записей – как и об «одержимости». Видите ли… здесь имеет место что-то вроде тени. Это не душа (душа имеет телесную суть), а нечто всемирное, посмертное, нечто, что зиждется на очень сложном и сильном чувстве. Вероятно, вы меня засмеете, но подобные случаи уже бывали.

– Да? – тупо откликнулась Андра. Она не знала, над чем смеяться.

– Но люди излечивались от них сами. Это называлось «преследованием», но имело совершенно противоположную суть. Люди, которые не хотели терять близких, которые в свою очередь не хотели от них уходить, срастались с ними на всемирном уровне. Тень умершего воплощалась в нечто вполне себе видимое, если даже не осязаемое. Тень приходила во снах к живому любимому, истощала его силы ностальгическим горем. Кто-то не выдерживал и сводил счеты с телесным, но более сильные люди могли направить свою любовь в светлую память. Таким образом они отпускали почивших, помогали им раствориться во всемирном посмертии, дабы вечными скорбью и светом были они среди живых, одушевляя мир телесный, или как там это звучит, – врач не смотрел на Андру, он задумался и словно разговаривал сам с собой. Андра была не против. – Из такого можно заключить, что любовь могли оборвать или трансформировать – а здесь скорее последнее – только те, кто ею и заразился. Но у нас другой случай, потому что не Дитр Парцес подселил к себе гнилую тень, она сама прилипла к нему благодаря всемирной силе эмоций Ребуса – или что там у него вместо них было.

– У нас другой случай, – нашлась что возразить Андра, – потому что здесь у нас явно не любовь.

– Верно. Здесь у нас ненависть.

Дитр читал, когда ее к нему пустили. Он поднял голову от папки с бумагами, и Андра увидела, насколько он осунулся и похудел. Острый спазм жалости пронзил ее от пяток до позвоночника, и женщина дернулась и издала неподобающий Министру писк.

– Я вас оставлю, – сказал душевник и удалился.

Друзья обнялись, хоть делали они это редко в силу характера обоих. Андра поняла, что он не знает, что произошло с его женой, но знает многое другое. «Всемирное время», – прочитала она корешок папки, которую изучал Дитр.

– К тебе приходила Бенидора? – сразу приступила к расспросу Андра.

– Такое могло быть, – слишком задумчиво даже для себя ответил Дитр. – Впрочем, я не склонен терять связей с телесной реальностью. Просто иногда я сплю. А он – нет.

Андра прошлась по его палате, поправила складку на расстеленном покрывале, передвинула чернильницу на центр канцелярской подставки. Раньше ее это успокаивало, но сейчас телесный беспорядок волновал чиновницу меньше всего. Дитр продолжал говорить:

– Он показывает мне сны – свои сны, воспоминания, просто страшные видения, которые берет из глубин моей души. Оно сплетается воедино и копошится как сольпужья свалка. Я вижу и свои сны – вперемежку с его. Я стараюсь не спать, как видишь, – Дитр горько усмехнулся. – Кто эта Бенидора, Андра? Кто она тебе?

– Она была подругой моей сестры, – тихо ответила Реа. – Они вместе учились на отделении изящной словесности.

– Была? Они поссорились? – Дитр говорил так, словно знал, что услышит в ответ, но уже давно замкнулся от своих чувств.

– Нет, она мертва, – ответила Андра. Увидев, с какой осмысленностью и спокойствием Дитр опустил голову, Андра посмела продолжить: – Виалла тоже мертва.

Дитр дышал размеренно, Андре даже почудилось, что с облегчением – словно узнал, что его родственник, долгое время страдавший от неизлечимой болезни, кончился в мире телесном. Впрочем, в каком-то смысле так и было.

– Ясно, – после недолгого молчания ответил друг. – Теперь ясно.

– Не хочешь услышать…

– Как? Было бы любопытно. Я же все-таки спал и не могу знать всего… Ребус всегда был очень изобретателен. Они мучились?

– Виалла – наверное, нет. Недолго, в любом случае. Бенидоре досталось, – Андра опустилась на кровать, пока друг занимал стул за письменным столом. Размеренное принятие горя передалось и ей. В конце концов, недаром же они стали друзьями.

Она рассказала ему все, что знала со слов Ралда. Бенидора вернулась от него, Дитра, странная. Сказала, что говорила с душевником, и даже передала им с Виаллой его слова. Она казалась отрешенной, как «особое закодированное животное для убийств, какие есть у банд или у диверсантов Доминиона» . Так сказал Ралд, он видел таких животных. Сначала он не понял, кого она ему напоминает, а потом осознал. Он понял, что Бенидору прокляли – если угодно, закодировали как служебную тварь – когда он увидел, что она печатает не свои слова, а приговор Ребуса.

– «Я вас уничтожу»? – предположил Дитр. Андра кивнула. – Ребус, предсказуемый ты ублюдок.

Андре стало не по себе, что Дитр по привычке дразнит Ребуса, пусть даже ставшего тенью-паразитом – и от того лишь куда более опасным, всемирно неведомым.

«Я вас всех уничтожу», писала Бенидора без остановки. Ралд попытался привести ее в чувство, и тут она напала на него. Найцес в нормальном состоянии был хорошо телесно подготовлен, но сейчас на нем до сих пор меняли повязки, он ослабел и был растерян – а крупное и сильное тело, которое использовал Ребус, схватило Ралда за голову и придавило пальцами повязку на больной глазнице. Потеряв сознание от боли, он пробудился от едкого запаха неорганической гари. Ралд пополз туда, где работала госпожа Парцеса и увидел ее на полу, со свернутой шеей. Тело Бенидоры подошло сзади и свернуло ей позвоночник. Незаметно подойти к Виалле было несложно, пока она работала.

– Я знаю, – кивнул Дитр. – Она ничего не видела и не слышала вокруг, если работа ее увлекала.

А еще в столовой, где было тело Бенидоры и труп Виаллы, начинался пожар – он-то и пробудил Ралда от болевого обморока. Тело Бенидоры подожгло записи, над которыми работала Виалла. Оно держало в руке пустой стеклянный колпак от лампы. Ралд вытащил пистолет и прицелился в тело, но оно и не думало на него нападать. Открыв рот, тело впилось зубами в колпак. Хрустнуло стекло и порезало губы. Не обращая внимания на это, тело продолжило есть стекло, заглатывая целые куски.