Евгения Дербоглав - Ребус [litres]

Ралд кинулся к тому, что было Бенидорой, как вдруг код закончился, и умирающая женщина захрипела у него на руках, захлебываясь своим изрезанным горлом. Огонь все крепчал, и Ралд понял, что если ничего не сделает, сгорят и другие семьи из доходного особняка. Он использовал выстрел милосердия, понимая, что подставляет себя перед полицией. Он схватил то, что осталось от бумаг, и сбежал в коридор будить привратника, чтобы тот вызывал пожарную команду. Ралд сам не помнил, как добрался до единственного, кто знал, насколько опасно их дело, и кто до сих пор не находился в душевном застенке или в досудебной тюрьме. Горонн Церус принял его, пока переводчик Ирм Леэ запахивался в халат за ширмой. «У меня вы не можете остаться, если вы хотите какое-то время побыть подальше от полиции», – покачал головой Церус. Из-за ширмы вдруг ответил Леэ: «Полиция не трогает наши казармы, Ралд. Вы можете пока пожить у меня, все равно квартира пустует». Так он попал к Ирму Леэ и до сих пор находится там.

– Это он зря, – прокомментировал Дитр.

– Он в панике, Дитр, – хмуро проговорила Андра. – Я еле сумела поставить его на всемирный контроль, а я не слишком люблю это делать с такими крепкими людьми.

– Выстрел милосердия, надо же, – Дитр поднял брови. – Раньше Ралд сразу бы сбежал, даже не растолкав привратника.

– Я тоже об этом подумала, – Андра прищурилась куда-то в пустоту.

Полиция, рассказала Андра, пока что не вызывала Ралда, хоть и знала, где он. Они прибыли вместе с пожарной командой, пока тела еще не сгорели. «Тут темное дерьмо всемирного масштаба», – сказал полицейский, закрываясь от жара, который уже начали тушить. Медицинскому экипажу было велено вынести тела, накрыв их черной тканью. Привратнику и выбежавшим жильцам сказали, что женщины сгорели.

– Очень темное, – согласился патологоанатом уже в морге. – Я даже лезть боюсь – вдруг оно и в меня просочится. Я вижу всемирный отпечаток летального зла, эти смерти носят не простой криминальный характер.

Генерал, который прибежал сразу же, едва узнал, что одна из убитых – жена Дитра Парцеса, нервно расхаживал от одного анатомического стола к другому.

– Свернута шея. А здесь выстрел в голову и… что это такое?

– Она ела стекло, – ответил патологоанатом. – Видите – рот разворочен? Он порезан стеклом. Коллеги сказали, что рядом с ней валялся окровавленный колпак от лампы, а от его верхушки как будто отламывали куски.

– Гной всемирный! – генерала передернуло.

– Выстрел чистый, – продолжал патологоанатом. – Я полагаю, ее застрелили, когда она начала мучительно кончаться. Я извлек пулю, – он кивнул на очищенную пулю, которую уже положил на салфетку. – Судя по калибру и следам нарезов, пуля выпущена из офицерского пистолета.

– Вы думаете, что Найцес?..

– Я знаю, что это был Найцес. Он увидел, что женщина мучительно умирает, и застрелил ее.

– А Парцесу…

– Нет, Парцесу он не трогал. Почувствуйте сами, – патологоанатом подошел к столу с телом Виаллы и поманил начальника к себе. – Не бойтесь.

– Вы же сам боитесь, – возмутился генерал, но все же подошел. Он склонился над шеей женщины, смежил веки и напряг мышцы, к которым крепились глазные яблоки. Руки он сложил за спиной, лодыжки вытянулись в униформенных сапогах. И тут он почувствовал.

– Дрянотная проблудь! – вскрикнул он, отскакивая от трупа.

Патологоанатом с мрачным удовлетворением наблюдал за ним, накрывая труп Виаллы Парцесы. Под тканью бугрился беременный живот.

– Оно воняет! Клянусь – воняет! Прямо как Парцес на разбирательстве и говорил. Рвань всемирная!

– Ага, приятного мало, – кивнул патологоанатом. – Это вы еще вторую не разглядывали толком.

Генерал пришел в себя и, успокоившись, тихо проговорил:

– Парцеса была отличным специалистом по кодам. И больше ни одной книги она не напишет.

Патологоанатом криво дернул ртом и стал молча хмуриться, очевидно, стараясь не вдыхать всемирным нюхом гнилые следы проклятого убийства. Генерал отвернулся от трупов и сказал куда-то в сторону:

– У меня вот две дочки. А у Парцеса она так и не родится, – он провел рукой по подбородку. – Да растворится она светом всемирным.

– Да растворится она светом всемирным, – вторил ему патологоанатом.

Газеты выпустили короткий некролог о кончине жены знаменитого шеф-следователя Дитра Парцеса, а также ее приятельницы, интеллектуалки из Акка Бенидоры Недеи. Дамы работали при свечах и погибли при пожаре, задохнувшись дымом. Сгорел бы весь дом, если б не расторопность следователя Ралда Найцеса, который решил навестить их в тот вечер. Конфедерация скорбит о безвременной гибели уважаемых дам, и высшие руководители страны, а также редакции газет передают свои соболезнования их близким.

Виаллу и Бенидору очень быстро кремировали. Виалла была наполовину гралейкой, и посему ее матушка, которой не прислали череп дочери, чего требовали традиции их нации, грозилась написать в издание диаспоры. Глашатаи сообщили в частном порядке, что тещу Дитра еле удалось заткнуть угрозами и уговорами, чтобы она не трезвонила о неуважении к посмертию ее дочери.

Андра же подумала, что полиция могла бы выпустить свой развернутый некролог о Виалле – ведь она была именитым зоокодировщиком. Но из репутационных соображений, как мрачно сообщила Эстра Вица, к этому жуткому случаю решили привлекать как можно меньше внимания.

– Скорбим, и точка, – фыркнула она. – А, впрочем, я согласна. Жалеть надо живых.

Ралда, когда его удалось убедить, что полиция не собирается с ним ничего делать, поселила у себя Эстра Вица. Андра вдруг подумала, что ей даже грустно, что у нее таким мясницким способом увели поклонника. Тут она поняла, что с тех пор, как Ралд потерял глаз, он вообще перестал за ней бегать – как, впрочем, и заниматься другими глупостями. Вместе с глазом Ребус выжег в нем мелочное тщеславие, юбочничество и кулуарный карьеризм. Теперь еще и Эстра Вица. «Так тебе и надо, Найцес», – усмехнулась про себя Андра.

С Вицей она тоже не могла не согласиться, но жалеть Дитра ей не позволяла совесть. Дитр не желал жалости, он закопал свое горе, к которому уже давно был готов, во всемирную глушь своей души.

– Я понял, почему он ничего не сделал с ней тогда, когда разорил твою семью, убил моего шефа и родственников, – сказал Дитр, не отрываясь от записей о всемирном времени. – Он выжидал, чтобы сделать мне как можно больнее. Ведь я потерял не ее одну.

Больше о Виалле он не говорил. Андра его понимала. Генерал приходил к нему с соболезнованиями и требовал точных объяснений у персонала больницы. Бенидора Недеа и впрямь к нему приходила, сказал фельдшер, который, в отличие от душевника видел хронистку. Ей сказали, что Парцес спит, но она ответила, что подождет. Долго она ждать не стала и ушла через несколько минут. На выходе она даже не попрощалась с фельдшером, но он привык к невоспитанным людям и слишком устал, чтобы заметить, что дама передвигается неестественной механической походкой. Генерал заключил, что Дитр, пусть и контролирует Ребуса большую часть времени, все равно опасен. «Ищите выход, Парцес, вас он никогда не мог просто так уничтожить», – сказал ему генерал перед уходом. Дитр коротко кивнул.