Евгения Дербоглав - Ребус [litres]

На задних рядах сидели журналисты и многие из тех, кто были слушателями на особом процессе. Особым распоряжением генерал разрешил Дитру присутствовать на слушании в сопровождении душевника. Врача не очень интересовала политика, он зевал.

Обвинительную бригаду сохранили в полном составе, Ралда сочли профпригодным для ведения процесса. Однако он не ерничал, не остроумничал и вообще никак не пытался привлечь к себе внимание. Когда Круста сделала комплимент его наклепке на глазнице, он лишь спокойно поблагодарил ее. По второму кругу вызвали свидетеля-солдата, затем Церуса. Приложили также дополнительные улики, которые обнаружились в обсерватории Ребуса. Ралду не нужно было их заверять, потому что он сам принимал участие в переводе.

Перед выборами присяжного комитета участники процесса должны были задавать вопросы. Отставной бригадир из Гога спросил ее, умеет ли она до сих пор накладывать швы. Круста ответила, что да. Другие тоже спрашивали не по делу, Ралд их не прерывал. После выборов присяжных Равилу Крусту оправдали полным числом голосов.

Никто не думал покидать зал, люди продолжали подходить к уважаемой даме, чтобы с ней пообщаться. Шорл Дирлис, расталкивая всех острыми локтями, приблизился к бывшей однокурснице, и приятели обнялись.

Дитр встал. Он увидел, что Андра коротко на него оглянулась и тут же повернула голову обратно, видимо, опять боясь потерять над собой контроль. Он встретился взглядом с Ралдом и кивнул ему. С Церусом и Леэ он так и не попрощался. Сказав душевнику, что сейчас выйдет подышать свежим воздухом, он, после короткого и скучающего кивка врача, стал продвигаться к выходу. Он заметил, что Равила Круста провожает его взглядом.

Он не помнил, когда закончился коридор судебного здания и где начались золотые нити. Боясь провалиться в глухую пустоту, он скользил вниз, а перед ним мелькал калейдоскоп образов, которые были похожи на все сразу и одновременно не похожи ни на что. Он считал колебания, идущие долгими годами. «Пора», – подумал он и открыл глаза.

Он стоял там же, в здании суда. Но стены были выкрашены в другой цвет, и краска в нескольких местах облупилась. Средств на ремонт явно не хватало. Вокруг было полно народу, все ждали, когда откроют зал судебных заседаний, и появившегося из ниоткуда Дитра никто не заметил.

Выйдя на площадь, он не увидел привычной стелы Двух Побед, которую установили уже после победы в Наступательной войне с Доминионом. Сейчас в центре площади шла публичная казнь, и приговоренные ждали своей участи около виселицы. Полицейский в более коротком плаще, чем привык Дитр, держал за ошейник большого охранного кота – крайне пушистого, серого, с приплюснутой суровой мордой. «Котов бреют при наступлении тепла», – подумал он, и понял, что шагает по обледеневшему булыжнику. Были первые дни после празднования Начала Времен, год девятьсот семьдесят девять. Дитр был рад, что так и не расстался со своей защитной курткой – в столице было не только холодно, но еще и опасно.

Он направлялся в Технический Циркуляр к благотворительному дому сирот. Тень, связанная на задворках его сущности, неприязненно трепыхалась. По пути на него попытались напасть. Вспомнив, что у него нет современных денег, Дитр решил, что это даже хорошо.

Дитр вырос в Гоге, он воспитывался в неблагополучной семье, закончил офицерскую школу полиции. Дитр дрался не только кулаками и ногами, ранил не только кинжалом и пистолетом. Бандиты не успели к нему притронуться. Из одного вышибло дух, когда он грохнулся на холодную землю, у второго подкосились ноги. Ребус внутри него хотел порвать ему жилы в лодыжках, но Дитр решил, что сильного ушиба хватит. Первый быстро оклемался и уже полз к нему, помогая себе одной рукой, а вторая была у него в кармане и нащупывала оружие.

– Не стоит, – сказал Дитр, направляя на него пистолет. Осознав, что сейчас лучше не представляться им полицейским, он добавил: – Ваш шеф не обрадуется, если узнает, на кого вы напали. Я работаю на Эрца-Скорпиона.

Эрц Андец по прозвищу Скорпион был одной из значимых фигур в истории криминала Конфедерации. Ребус еще был маленьким, когда Скорпиона в перестрелке убил его «партнер» Кувалда Нерс. Эрц был претенциозным бандитом ирмитского происхождения. Он был образован и элегантен, спонсировал многих жителей Циркуляра Артистов и слыл хорошим другом дамам из теплых домов. Своих друзей он поддерживал на деньги, которые тряс с попрошаек, мелких лавочников и мануфактур в окрестностях столицы. Эрц-Скорпион был щедр и жесток, изыскан и примитивен. Хроники о нем Дитр-курсант читал почти без отвращения. Шеф-следователь же Дитр Парцес сейчас меньше всего хотел встречаться со Скорпионом и ему подобными.

Бандиты притихли и бросили попытки сопротивляться. Тот, что потянулся за оружием в карман, сказал:

– Что-то я не видел тебя среди его людей.

– Еще хоть слово, и ты больше вообще ничего не увидишь, – ответил Дитр, который был готов поклясться, что где-то внутри с ним в унисон говорит это тень Ребуса своим мягким до леденящего ужаса голосом.

Похоже, частью Ребус прозвучал и в словах Дитра, потому что даже несмотря на холод бандиты побледнели еще больше. Когда Дитр потребовал всю дневную выручку, они беспрекословно вытащили бумажники с ассигнациями.

Оставшись в одиночестве, Дитр стал рассматривать старые союзные ассигнации. Он привык к бумажкам гораздо меньшего размера, еще в его детстве Министерство ценностей и Верховная контора эмиссии и роста постановили выпуск ассигнаций нового образца – компактных и удобных, которые дешевле в производстве. Но сейчас ассигнаций по стране ходило куда меньше – из-за плачевного состояния Конфедерации.

По пути до благотворительного дома сирот Дитр дважды чуть не упал на раскатанных ледяных проблесках в дороге: булыжника кое-где не хватало, и дыры заполнила вода, которая с первыми же морозами превратила пешеходный проулок в череду ловушек. Остатки украшений с празднования Начала Времен печальным мусором похрустывали под ногами. Из бумажного цеха вышли две работницы в коротких, в духе времени, юбках. Из-под юбок, которые оканчивались чуть выше колена, виднелись шерстяные чулки, а каблуки и подошвы на теплых башмаках были шипованными. Дитр подумал, в какой ужас пришли бы Виалла или Андра, скажи им, что для сохранения рабочего места надо демонстрировать лодыжки, а для сохранения целостности позвоночника – шипованные башмаки, и тут его горло вспухло горем. Виалле свернули шею, когда она была в удобных домашних туфлях. Андра цела – где-то там, где нити всемирного времени сотканы другим узором, и ее он тоже больше никогда не увидит.