Сергей Зеленков - № 3

Мы представились.

– А мяне Васіль Пятровіч. Можаце і проста Пятровіч, ці проста Васіль… Давайце-тка пакурым, потым у хату пойдзем… 27 27 А меня Василь Петрович. Можете и просто Петрович, или просто Василь… Давайте-ка покурим, потом в дом пойдем…

«Что-то сказать хочет, а не знает как», – предположил я, закуривая.

– Слухайце, я вось што думаю, – явно стесняясь, начал Василий Петрович, – Тое, што Міхалаўна казала пра дзясятку у нядзелю – усё ж такі малавата. Цёшча вас жа і накорміць, калі трэба, і напоіць, і абсцірае… 28 28 Слушайте, я вот что думаю,… …То, что Михайловна говорила про десятку в неделю – все ж таки маловато. Теща вас же и накормит, когда надо, и напоит, и обстирает…

– Согласен, сколько нужно? – не стал я ждать, пока он родит.

– Давайце пятнаццаць хаця б! Мне цяпер пяцёрку, а дзесятку потым, праз нядзелю. З цёшчай я ўжо сам расчытаюся… 29 29 Давайте пятнадцать хотя бы! Мне сейчас пятерку, а десятку потом, через неделю. С тещей я уже сам рассчитаюсь…

Переглянулись с Асей, она одобрительно кивнула, я полез в карман за бумажником.

– Во, добра! 30 30 О, хорошо! – прямо засиял Петрович, забирая пятерку у меня из руки.

– Давно ваша теща здесь живет? – спросил я.

– А ўсё жыццё. Бацькі яе ня местныя, прыехалі сюды адразу пасля рэвалюцыі, як кацапаў адгэтуль прагналі. А яна ўжо тут нарадзілася. 31 31 А всю жизнь. Родители ее не местные, приехали сюда сразу после революции, как кацапов отсюда прогнали. А она уже тут родилась (примечание: на большей части территории современной Беларуси слово «каца́п» употребляется в качестве прозвища последователей старообрядчества, а не представителей русского этноса).

– А вы родом с каких мест? – еще вопрос задал я.

– А я караны курганавец. Я там нарадзіўся, бацькі мае, і бацькі маіх бацькоў. А што там раней было – ўжо ня ведаю. Можа і таксама хто ня местны зацясаўся. 32 32 А я коренной кургановец. Я там родился, родители мои, и родители моих родителей. А что там раньше было – уже не знаю. Может и тоже кто не местный затесался.

– Понятно. А что-нибудь интересное знаете про эти места? – решил попытать я счастье.

– Ай, што тут інцярэснага можа быць-та? Жывем, працуем. Работы зараз на сяле зусім няма. Маладые, амаль усе, раз’язжаюцца ці співаюцца, ёб-іх-маць… 33 33 Ай, что тут интересного может быть? Живем, работаем. Работы сейчас на селе совсем нету. Молодые, почти все, разъезжаются или спиваются, мать их так…

– А сколько здесь всего людей живет в Спаси? – продолжал я задавать вопросы, Ася молчала, слушала, смотрела на заброшенный дом через дорогу.

– Ну вось: цёшча мая тут жывець, там цераз дом – Аляксееўна, яшчэ далей – Иванаўна, а там, у канцы дзярэўні – Сцёпка, апошні мужык, значыць. І то ён крупскі, толькі два гады таму сюды прыехаў. Вурка ён, адсядзеў пятнаццаць гадоў, выйшаў, а яго з квартэры за гэты час жонка выпісала. Ён можа б і адсудзіў бы ў яе чаго, дык грошаў на гэтае трэба. Ладна, грошы можа і знайшоў бы, дык жонка вушлая, яму хату гэтую купіла тут, за сто даляраў, каб ён адстаў, а ён, дурны, і адстаў, супакоіўся. Зараз жывець тут, у сезон ходзіць па грыбы ды ягады, збірае, потым прадае. Яшчэ і ў Курганы ходзіць, дапамагае за грошы ці за гарэлку, каму градку ўскапаць, каму дровы пасекчы ці траву скасіць. Не крадзіць, не. І ня п’е амаль. Да ён і безабідны зусім, хоць, гаворуць, што забіў кагосці. Ну дык і адсядзеў жа за гэтае ўжо, так?.. Праўда, ён дурны трохі… 34 34 Ну вот: теща моя тут живет, там через дом – Алексеевна, еще дальше – Ивановна, а там, в конце деревни – Степка, последний мужик, значит. И то он крупский, только два года тому сюда приехал. Урка он, отсидел пятнадцать лет, вышел, а его с квартиры за это время жена выписала. Он может и отсудил бы у нее чего, так денег на это нужно. Ладно, денег может и нашел бы, так жена ушлая, ему дом этот купила тут, за сто долларов, чтоб он отстал, а он, глупый, и отстал, успокоился. Сейчас живет тут, в сезон ходит за грибами да ягодами, собирает, потом продает. Еще и в Курганы ходит, помогает за деньги или за спиртное, кому грядку вскопать, кому дров нарубить или траву скосить. Не ворует, не. И не пьет почти. Да он и безобидный совсем, хоть, говорят, что убил кого-то. Ну так и отсидел же за это уже, так?.. Правда, он дурной немного…

– В смысле? – заинтересовался я.

– Ай, ходзіць, бабак пужае. Гавора, прывіды тут нейкія жывуць. Ну што тут казаць? Дапіўся, ёб-яго-маць. 35 35 Ай, ходит, бабок пугает. Говорит, привидения тут какие-то живут. Ну что тут сказать? Допился, мать его так.

– Стоп, вы ж сами говорили, что он почти не пьет? – удивился я.

– Не, ну анягож, можа калісьці і выпіць, але так, каб валяцца потым – не. Можа ён проста на мазгі слабы, што яму і столькі хапіла, можа на зоне звар’яцеў, а можа прыдурваецца. 36 36 Не, ну а то ж, может когда-нибудь и выпить, но так, чтоб валяться потом – не. Может он просто на мозги слаб, что ему и столько хватило, может на зоне с ума сошел, а может придуривается.

– А сколько лет ему примерно? – поинтересовался я.

– А халера яго ведае! Можа, як мне, можа троху менш. Ладна, пайшліце ўжо ў хату… 37 37 А холера его знает! Может, как мне, может четь меньше. Ладно, пошлите уже в дом…

Зашли во двор вслед за Петровичем, к дому вела криво выложенная дорожка из старого печного кирпича. Вдруг у Аси, видимо, шпилька в щель между кирпичей попала, она взвизгнула, чуть не упала, но я ее придержал.

– Акуратненька, пад ногі глядзіце, 38 38 Аккуратненько, под ноги смотрите, – спокойно произнес Петрович, подошел к двери дома, без стука отворил ее, вошел внутрь, Ася следом, потом я…

И тут вдруг: бах! – врезался я лбом на всем ходу в дверной косяк, аж звезды с глаз посыпались, чуть не рухнул там же.

– Ой, Сережа! – испуганно, воскликнула Ася, подлетела ко мне, схватила за плечи, вглядываясь в мое лицо, – Ты в порядке? В глазах не двоится?

– Не-не, все хорошо, – улыбаясь и краснея одновременно, ответил я, потер лоб, – Череп у меня крепкий – из цельной кости, даже шишки не будет.

– Холодное бы приложить… – погладила меня по голове Ася.

– Ох, гарацкія! – посмеивался Петрович, – Пазабіваецеся ж на роўным месцы… 39 39 Ох, городские!.. …Поубиваетесь на ровном месте…

Я осмотрелся, то были сени, площадью, примерно, три на четыре метра. В сенях сложено немного дров у стены, два алюминиевых бидона, ведра, тазики, деревянные ящики, жестяной короб под газовый баллон…

– Во, бляха! – ворчал Петрович, открыв дверь в саму хату, и вытирая ноги перед тем, как войти, в хате громко работал телевизор, – Яна бы хоць дзверы на кручок зачыняла, ёб-е-маць, а то воры прыдуць, вынесуць усё з хаты, а яна і не пачуе! Глухая ж ужо стала, дык яшчэ і целевізар арэ… Ты ж гляді, Сяргей, тут лоб не разбій – таксама дзверы нізкія. Мы ж старые – уніз расцём, нам добра. А вам, маладым, ня звыкла… 40 40 Вот, бляха!.. …Она бы хоть двери на крючок закрывала, мать ее так, а то воры придут, вынесут все из дома, а она и не услышит! Глухая ж уже стала, так еще и телевизор орет… Ты ж смотри, Сергей, тут лоб не разбей – тоже двери низкие. Мы ж старые – вниз растем, нам хорошо. А вам, молодым, не привычно…