Сосукэ Нацукава - Кот, который любил книги

Ринтаро не успел спросить директора, все ли у него в порядке с головой, только потому, что его опередила Саё:

— Вам не кажется, что все это несколько странно?

У нее был звучный и звонкий голосок, однако его заглушала музыка Бетховена.

— Странно? Что же тут странного?

— Ну… Потому что… — Она замялась.

Когда получаешь вопрос в лоб, не знаешь, что и ответить.

Директор повернулся к друзьям спиной, однако тут же крутанулся на своем стуле — и снова сел к ним лицом.

— Принято думать, что современные люди не хотят читать книги. Но это не так. Просто они очень заняты, и у них не хватает времени на внимательное чтение. Однако каждый мечтает прочесть много книг. Не только «Фауста», «Братьев Карамазовых», «Гроздья гнева»… Как им помочь? — Директор вытянул бычью шею. — Только скорочтением и кратким изложением!

И хотя он даже не притронулся к магнитофону, Девятая симфония взревела совсем уж оглушительно.

— Здесь есть одна книга. — Директор извлек из кучи бумажек потрепанную книжку. Это были те самые «Рекомендации касательно принципиально новой техники чтения», которые Ринтаро и Саё видели в зале, прежде чем спуститься сюда, в директорскую. — Это мой лучший труд. Здесь собраны все достижения нашего института. Тут излагается сам новый метод скорочтения, а в качестве приложения — краткое содержание ста шедевров западной и восточной литературы, от древности до наших дней. Человек, обладающий такой книгой, сможет за один день прочитать сто шедевров! Сейчас мы планируем издать второй и третий тома, чтобы все люди могли прикоснуться к лучшим произведениям литературы, не тратя на это уйму времени. Это же прекрасно! Я прав?

— Ну, так… — пробормотал Ринтаро. На самом деле это не означало, что он согласен с директором. Просто это способ заткнуть директору рот. Ведь если промолчать, то человек может вещать бесконечно. — Скорость чтения, конечно, возрастет. Только это будут совсем другие книги!

— Ну… Может, немножечко и другие… — согласился директор.

— И совсем не немножечко! — утробным голосом рявкнул кот. — Вы берете книги, расчленяете их, режете на куски… То есть попросту убиваете их, лишаете жизни! Вот что вы делаете!

— Это ложь! — прогремел директор.

До этого момента он разговаривал мягко, но сейчас в его голосе прозвучали такие жесткие нотки, что трое друзей просто онемели.

— Я дарю книгам новую жизнь! — Директор снова заговорил медоточивым тоном. — Непрочитанная книга канет в Лету, ее забудут. Я же стараюсь, чтобы книги продолжали жить. Мне будет жаль, если они умрут. Поэтому я и делаю выжимки, составляю краткое изложение, применяя технику быстрого чтения. Тогда произведение оставит свой след в истории, оно останется жить, и многие люди, которые жаждут сокровищ литературы, смогут их прочесть. Мы ответим на их ожидания. «Мелос разъярился!» — это прекрасное изложение сути сюжета! — Директор медленно встал и принялся размахивать ножницами, словно шпагой. — Мне кажется, что музыка и книги — очень разные. Их нельзя сравнивать. Хотя и то и другое привносит в жизнь людей мудрость и силу духа, исцеление души… И музыка, и книги призваны служить людям, чтобы человек мог находить утешение и черпать вдохновение. Однако это очень разные инструменты…

В это время зазвучал весь оркестр. Директор повернулся, и полы его белого халата взвились в воздух в такт музыке, описав дугу, словно в танце. Парящие в воздухе ножницы сверкнули жестоким блеском.

— Для музыки есть место в повседневной жизни. Можно слушать стерео, когда крутишь баранку автомобиля, брать на прогулку плеер, включать магнитофон в лаборатории… Можно под музыку лечить людей… Но невозможно делать все это, читая книгу. Я могу работать над своими исследованиями, слушая Девятую симфонию, но я не смогу писать статью, читая «Фауста». Такая особенность книг и есть одна из причин падения интереса к ним. А то и полного забвения. Но я спасаю книги от этой печальной участи. Я работаю, не щадя себя. Нет, я не режу книги, не расчленяю их, я дарю им жизнь! — закончил свою тираду директор. И в этот момент вступил баритон, словно заканчивая отсчет времени.

Кот молчал… Ринтаро понимал его без слов. Точно так же было и в прошлый раз, когда они вместе оказались в том странном доме со стеклянными стеллажами. Да, речи директора были совершенно за гранью разумного, однако в них проскальзывало нечто такое, что не позволяло считать их просто бредом сумасшедшего. Только истина может быть настолько пронзительной.

— Такова эпоха, — мягко заметил директор, уловив сумятицу мыслей и чувств Ринтаро. — Трудные книги перестают цениться лишь потому, что они сложны для понимания. Все желают читать шедевры легко и непринужденно, без труда, — ну, как слушать популярные песенки… Нужно читать быстро и много. Если шедевр не отвечает требованиям времени, он обречен на смерть. Эти ножницы призваны спасать жизнь книгам.

— Хозяин… — Голос кота вернул Ринтаро к действительности. — Я вижу, ты сомневаешься? Все эти речи произвели на тебя впечатление…

— Честно признаться, да… Немножко.

Кот разъяренно покосился на него, его усы встопорщились.

Директор размахивал ножницами, дирижируя невидимым оркестром. Ножницы отражали резкий флуоресцентный свет, и «Ода к радости», начавшаяся с соло, уже гремела первым мощным припевом, подхваченным хором.

— А в самом деле, было бы здорово прочесть «Фауста» за две минуты…

— Это софизм, — заметил кот. — Подмена истинного на ложное.

— Ну и пусть подмена, — перебила вдруг Саё. — Мне кажется, я поняла смысл всего этого. Вот я, например, читаю медленно и с трудом понимаю сложные книги, и, пожалуй, я бы выбрала скорочтение… или даже краткое изложение.

— Прекрасно вас понимаю! — Директор удовлетворенно кивнул. — Даже очень хорошо понимаю! Как бы я хотел вам помочь!

Лицо Саё приняло восторженно-мечтательное выражение. Она смотрела на директора, как зачарованная.

— Ринтаро, да сделай же что-нибудь! Он ее сейчас совсем заколдует! — взревел кот.

— Легко сказать «сделай», — проворчал Ринтаро.

Оглушительная музыка «Оды к радости» вторила его тревожным мыслям. Громкие звуки, словно преграда, не давали мыслям течь свободно, они же не позволяли пробиться к директору, обволакивая его, будто коконом. Ринтаро вытер покрывшийся испариной лоб и осторожно поправил очки. Что бы сказал в такой ситуации дедушка?

Он представил себе профиль деда, задумчиво наливающего чай в чашку. Его скользящий по строчкам взгляд. Стекла его очков, мягко отражающие свет лампы. Морщинистые пальцы, переворачивающие страницы…

— Ринтаро, тебе нравятся горы? — слышит он далекий звучный голос деда. Дед искусно заваривает черный чай. — Горы, Ринтаро…