Антонина Крейн - Академия Буря [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Морган самому себе залепил пару бодрящих пощечин, нехорошо сузил глаза и отправился в Хромую башню: ждать своего адепта.

Горничная-уютница разбудила Найт следующим утром. Судя по губам, сжатым в курагу-малышку, дама в чепчике была возмущена.

Ладислава уснула прямо в Великой Трапезной, и подсохшая глина отваливалась от нее кусками, перепачкав все серой крошкой.

– Я смотрю, у вас была интересная ночь, – проворчала уютница, миссионерка Белого Цвета, и метелкой прошлась по Лади, по полу и вновь по Лади.

– Даже слишком! – охнула Найт, когда воспоминания обрушились на нее каскадом.

«БОМ-М!» – поддержал их колокольный звон.

Найт бешено заозиралась. Что теперь будет?

Ответ пришел незамедлительно: будет завтрак.

Зеркало-водопад раскрылось, и в Трапезную начали проникать сонные, но невероятно довольные студенты. Беззаботные и зевающие, как курортники, они перекидывались благостными репликами-мячами.

– Таки мы получили первое место!

– Эй, подавальщица! Пироженку победителям! Ай! Пироженку в рот, а не поварешку в лоб!

– Ой, как неохота сегодня учиться. Когда там следующий праздник? Хочу еще на морской прилив полюбоваться!

И ни слова про птицу иррин. Или Фрэнсиса.

Кажется, доктор Морган и впрямь неплохо прячет трупы.

Ладислава выскользнула из Трапезной и бегом помчалась в Хромую башню.

Тисса спала на краю кровати, свесив ногу и руку, в съехавших с носа очках, с открытым ртом.

– Как он? – крикнула Найт, влетая в комнату и осматриваясь: вроде никаких разрушений.

Близняшка шарахнулась и свалилась. На полу, собравшись в кучку, она негодующе поджала губы. И пальцы ног.

– Все хорошо, Ладислава, – сказала Тис очень строго, что не вязалось с всклокоченными волосами и заплаканными дорожками от слез на щеках. – Ты можешь забыть о случившемся.

– Ага, щаз! – возмутилась Найт, выбегая опять в коридор и стуча в противоположную дверь.

Та, после невыносимо долгих раздумий, приоткрылась на пол-ладони.

– Фрэнсис, ты как?

Винтервилль отчужденно смотрел из-за двери. Глаза запавшие.

– Все нормально, Лади, – наконец отвратительно-официально сказал он. – Я буду очень благодарен, если ты забудешь о случившемся.

– Мы можем выписать тебе чек, – предложила Тисса, выйдя следом за Найт и плечом опершись о косяк.

– Тис! – ахнул Фрэнсис, на мгновение потеряв строгий облик, но тотчас вернувшись к нему.

Тисса покраснела, но слов назад не взяла: у их отца денежный подход всегда срабатывал.

Но Ладислава только тихо зарычала и, повернувшись так, чтобы оба близнеца были в поле зрения, обвинительно ткнула в них пальцами.

– Я уже поняла, сладкие, что вы просто Ожмуреть Какие Важные Персоны, – начала Лади тоном, который обычно использовала в портовых доках со шпаной. – И что в академии вам дозволено очень многое. Без проблем: во всякой избушке свои погремушки – развлекайтесь. Но вчера ты, – оба пальца переползли на Фрэнсиса, – чуть не убил нас. И убил птицу иррин.

Фрэнсис дернулся, как от пощечины.

– Я вижу, что все это – какая-то мистическая жандырня, и вы дружно с ней боретесь, как умеете, и еще у вас есть Определенно Проблемный Папа. Однако я не хочу, чтобы вы считали меня идиоткой, которая ничего не видит и забывает такое по щелчку, ясно? И тем более по хрусту чека – это, Тисса, вообще ни в какие ворота! – взъярилась Лади, сжимая кулаки, и близняшка, ойкнув, отступила и захлопнула дверь.

– Сам с ней объясняйся! – крикнула Тис из спальни.

Но Фрэнсис объясняться не стал. Он покачал головой:

– А все-таки лучше забудь. Пожалуйста.

– То есть мы не обсудим случившееся?

– Нет.

Девушка посмотрела на него в упор. Взгляд у Фрэнсиса был совсем потухший, но госпожу Найт не проняло.

– Ну и как мне доверять тебе после этого? – тихо и неожиданно зло спросила она.

Близнец замялся. Потом отвел глаза.

– Никак. Но ты будешь не одинока: теперь даже я себе не доверяю, – он горько усмехнулся. – А про обсуждения: если тебя это утешит, с Морганом и Тиссой я тоже отказался говорить о сегодняшней ночи, хотя они и в курсе ситуации в целом. Просто сначала мне нужно вывести на диалог кое-кого другого.

– Кого?

– Мое отражение в зеркале.

Найт посмотрела на Фрэнсиса, посмотрела… Потом хмыкнула, молча развернулась, ушла в спальню и гневно застучала в ванную, где предусмотрительно спряталась Тис.

– Мне в душ надо!

С той стороны не ответили, только сильнее включили воду. Ладислава выругалась. Как могла, она почистилась одежной щеткой, убрала волосы под вязаную ленту (впрочем, они и так стояли столбом, как миленькие, спасибо глине) и натянула самую мрачную из своих пастушьих накидок – черно-красную, безнадежно агрессивную, которую продавец подсунул в подарок.

Все равно никто не покупал.

Оценив в зеркало свой удручающий вид, Ладислава вдруг заметила на кровати Тиссы смятое письмо – того же пурпурного цвета, что и конверт из Маяка-Над-Бездной.

Хм. Возможно, в нем причина вчерашнего Ой Как Некстати появления близняшки…

Воровато оглянувшись на дверь ванной, Найт расправила бумагу и прочитала:

«Я сорок минут разбирал твои каракули. Насколько же ты эгоистична, насколько не уважаешь мое время, что смеешь занимать его такими глупостями? Только женщина способна в нормальном мужском досуге усмотреть грехи! Тисса, возьми себя в руки и перестань путаться под ногами у брата. Ты уже натворила таких дел, что мне в жизни не отмолить твою душу. Будь добра, займись наконец чем-нибудь полезным. Пока от тебя одни проблемы.

P. S. Спроси, захочет ли Фрэнсис сопровождать меня в весеннем турне? В марте я поеду читать проповеди в Лесное королевство и Шэрхенмисту. Я не против, если сын решит присоединиться ко мне. Только пусть он сам пришлет ответ, через тебя не надо».

М-да.

Найт осторожно положила письмо обратно, прихватила сумку с книгами и отправилась на учебу.

На лекциях она убедилась: случившееся не получило огласки.

Найт была так расстроена, что даже не стала ничего прогуливать. Просто механически ходила из аудитории в аудиторию.

– Лучше всего лекарское дело развито в Шолохе, как вы догадываетесь, – бормотал трясущийся профессор Ранкинс, и мелок в его руке отплясывал по доске, как маг-кардиограмма. – Там умеют и по кускам человека собрать, и отдельные органы изъять так, чтобы тело ничего не заметило. Хоть желудок, хоть легкие, хоть само сердце.