Антонина Крейн - Академия Буря [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Но почему?..

И если все так плохо, когда уже кто-нибудь из них скажет: «Тисса, умри»?

Спрашивается, зачем вообще она поехала сюда с Фрэнсисом! Осталась бы дома или ушла в монастырь – папа предлагал, давно еще. Тогда это звучало плохо; но тогда Тисса еще и не знала, что ее второе имя – провал… Может, ей сбежать куда-нибудь из Бури? Ведь здесь она все равно никому не нужна.

«Живи своей жизнью», – сказал Фрэнсис.

Легко ему говорить. Вся ее жизнь состояла из несбыточной мечты о церковной карьере и попытках найти свое место в семье.

«Живи своей жизнью» для Тиссы сегодня равнялось бы «не живи».

Стэн поднялся в Пугливую башенку.

Элайяны не было, зато на столе, на досочке, рядком лежали желейные улитки.

– Ишь… – оборотень с удивлением посмотрел на свою любимую закуску.

Может, Элайяна не так уж сильно злится, а потому постыдилась лишать меня ужина?

Стэн сел в кресло и, сложив руки на коленях, принялся ждать. Улитки призывно попискивали на столе. Прошло минут пять. Хлестовски скосил глаза на угощение и не выдержал – прихватил штучку. И еще одну. Ну ладно, третью. А вкусные! Элайяна все равно всегда на диетах. И да, лучше поесть сейчас, потому что с набитым ртом ему будет неудобно просить прощения.

На двенадцатой улитке Стэн все-таки остановился. Тем более на лестнице послышались шаги.

Хлестовски галантно встал – не пристало встречать даму сидя, и… Тяжело охнул, когда понял, что он стремительно уменьшается.

– Жмыхов жмых! – крикнул Стэн мальчишеским голоском, утопая в безразмерных теперь свитере и штанах.

Процесс продолжался. Поняв, что мысли начинают путаться, а под стол уже можно зайти пешком, Хлестовски попробовал избавиться от неясного заклятия единственным доступным ему способом – ну а вдруг?..

Тисса ужинала одна.

Вокруг гомонили адепты, но ее стол-штурвал был прискорбно пуст.

Фрэнсис так и не вышел из комнаты. Найт демонстративно пересела к Хейли Хани, Хлодерику Роу и Красотке Дите. Из-за стола первокурсников доносились смех и легкие, быстрые шепотки: они обсуждали неразделенную любовь Хейли к доктору Моргану. Хлодерик и Красотка подкалывали отличницу, сама Хейли огрызалась, Ладислава криво улыбалась и от души советовала приятельнице «сменить объект».

– Разок с ним по-человечески пообщаюсь, тогда и сменю, – буркнула Хейли. – Я понимаю, что мне ничего не светит, но хоть один внеучебный диалог спровоцирую! Чтоб прокручивать в голове снова и снова, и анализировать, и радоваться, и вздыхать.

– Да слабо тебе! – фыркнул Роу. – Я видел, как ты мнешься у коттеджа, но даже не стучишь.

– В следующий раз постучу, – пообещала Хани.

Тисса продолжала безрадостно ковыряться в салате.

Вдруг одна из уютниц подбежала к близняшке:

– Леди-ректор зовет вас в Пугливую башню. Немедленно.

Юная Винтервилль с открытым ртом смотрела на птенца.

Крохотное существо размером с полладони сидело на полу кабинета.

У него был серо-бурый пушок и розовая кожица под крыльями; замшевый клюв, похожий на запятую; тяжелая голова и взгляд, огромными буквами верещащий: «ЧТО ВЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛИ, ЖМЫХОВЫ КОЛОТУШКИ?!»

Рядом горой валялась одежда Стэна Хлестовски, связка ключей и амулет в виде веточки рябины. Тисса потрясенно опустилась на корточки и виновато оглянулась на леди-ректора.

Та стояла у подоконника, сложив руки на груди, и осуждающе смотрела на адептку. Элайяна уже высказала все, что думала по поводу оставленных на столе улиток.

Ну сама бы убрала, наставница, раз ты такая умная…

Тисса была раздавлена. Птенец – глубоко несчастен.

– Как ты догадываешься, ответственность за Стэна нести тебе, – подытожила леди-ректор. – Это будет лучшим наказанием за твою неосмотрительность.

Тисса осторожно протянула руку к птенчику и, замешкавшись, все же рискнула погладить его по мягкому клюву. Стэн сначала страдальчески прикрыл глаза, но потом рефлекторно подался навстречу ласке, распушив невесомые перья.

– Боги-хранители, свет спаси наши души… – тихо пробормотала Винтервилль и снова обратилась к наставнице: – Не понимаю! Почему он не говорит? Он же говорил в облике птицы!

– Подозреваю, он не знает, как делать это, будучи настолько маленьким. Оборотни получают возможность менять ипостась лет с двенадцати, перекидываясь уже во взрослых особей-животных. А этот птенец выглядит так, будто едва родился… Думаю, господину Хлестовски очень неуютно в этом юном теле. С другой стороны, хорошо, что он не стал яйцом.

– И что же теперь делать?

– Ждать неделю, – эльфийка пожала плечами. – Ты ведь на столько рассчитала эффект?

Элайяна ушла.

Густая темнота постепенно заполнила мансарду.

Тисса сидела на полу, совершенно потерянная, и все пыталась понять, куда ей теперь деваться. В Трапезной казалось – хуже некуда, так вот, примите-распишитесь.

Ладиславе с совенком в руках точно показываться не стоит: саусберийка ее просто убьет, совершенно точно разберет на запчасти за то, что Винтервилль сделала с библиотекарем…

Тисса осторожно подхватила Стэна и на ладошке поднесла к лицу.

– Мне очень жаль, – она прикусила губу. – Очень, очень жаль! Я клянусь, ближайшую неделю ты будешь жить как король. Я ни д’гарра не смыслю в птенцах, но я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы уменьшить твой дискомфорт. Может, заботой о тебе я даже искуплю свои грехи…

Стэн содрогнулся, панически пискнул и мелко стал клевать ее в ладонь: «Не надо! Стоп! Никаких искуплений за мой счет, адептка!»

Тисса собрала его вещи. Связку ключей она повесила на ремень, оберег надела на шею.

– Считай это отпуском, ладно? – вздохнула она. – И еще: мы с тобой пока поживем у тебя, мастер Хлестовски. Где это, кстати?

Птенец вполне по-человечески застонал.

Целый день Берти не мог поймать Элайяну. Было ясно: эльфийка намеренно ускользает. Только поздно вечером сыщику удалось застигнуть ее врасплох на узкой винтовой лестнице, ведущей в кабинет ректора.

Рыжий встал на первой ступеньке и руками уперся в перила:

– Не пущу, – сказал он. – Придется меня пригласить, подруга.

Вскоре они сидели в ее кабинете. Там, в тяжелом кресле буйволиной кожи, Голден-Халла узнал три вещи.

Что птица иррин мертва.

Что Стэн Хлестовски временно стал совенком.

Что Элайяна скрывает и то, и другое – от всех адептов и почти от всех коллег.