Антонина Крейн - Академия Буря [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Какой… непривычный ритм.

– У тебя два сердца? – опешила Ладислава.

– Второе принадлежит ему.

Ладислава приткнулась ухом.

– Я не знаю, как все это работает, – признался Фрэнсис. Его голос, отдающийся в грудной клетке, забавно вибрировал. – Откуда берется Пустошная Сущность в моменты превращения, куда исчезает мое тело. Но сердце демона, кажется, действительно где-то там. Оно постоянно пребывает в нашем мире, во мне. Оно прошито насквозь, будто гвоздь, пробивающий и объединяющий два слоя реальности. А весь остальной демон как бы… расщепился. Частично там, частично тут. Как-то раз Морган Гарвус предположил на спецкурсе, что в этом и может быть проблема наших изгнаний: демона нельзя «вынуть целиком», потому что он уже разорван. Пока его сердце в ловушке, он жив и мертв одновременно. Полное изгнание оставит нас либо с осиротелым сердцем в руках, либо с демоном – без сердца…

– Но мы же вывели, что Морган как бы плохой, – напомнила Ладислава. – Мало ли что он говорил, может, запугивал тебя просто.

– Он не мне это говорил, а своему ворону. Рассуждал вслух, пока думал, что я в отключке из-за пыток. Так что я не думаю, что это была ложь.

Винтервилль улегся прямо на пол и, задумчиво вертя в руках выпавшее перышко, смотрел на потолок, расписанный под звездную карту. Найт, ничтоже сумняшеся, плюхнулась рядом.

– Я все это к тому, что я тоже чувствую – мой демон не сможет вернуться к себе домой. Его дом теперь я.

Найт пожала плечами:

– Значит, нам очень повезло, что он душка при правильном обращении!

– Боюсь, моего отца-архиепископа один романтичный полет над морем в этом не убедит, – хмыкнул Фрэнсис. – И два полета. И двадцать.

– А если при этом унды будут махать ему из воды и восхвалять его, а все выпавшие перья мы отдадим в церковную казну на благо паствы?

Фрэнс рассмеялся.

– Ноа заедет сюда в марте, чтобы проведать нас с Тиссой и взять меня с собой в проповедническое турне по Лесному королевству. Я откажусь, правда: я хочу побывать в Шолохе, но без него, потому что там живет наша бабушка, и я бы лучше увиделся с ней. Ну и вообще: отец, если честно, умеет очень хорошо убеждать других, ты не успеваешь ничего понять, а уже разделяешь его точку зрения… А я хочу составить о бабушкином городе свое мнение. В общем, отец – непростая личность. Когда он приедет сюда в марте – сама его увидишь и все поймешь.

– В марте? Не, не увижу, – Найт покачала головой.

– Что, думаешь, тебя уже отчислят к этому моменту? – близнец вскинул брови и перевернулся на бок, подложив руку, согнутую в локте, под голову.

Ладислава легла точно так же.

– Ага, – сказала она. – Отчислят очень глобально. И очень безжалостно. Следуя совету демона, мне надо просто принять этот факт, да поскорее. А то я все бегаю от него, скрываюсь. Трачу столько сил на мысли о неизбежном! А могла бы в это время воспевать саму жизнь…

И, прежде чем Фрэнсис нахмурился, не понимая ее странной перемены настроения, Найт снова весело подмигнула, глядя ему в глаза:

– Будешь по мне скучать, златокрылый?

– Ты это мне или демону? – притворно возмутился Винтервилль.

– О, жмых, ты раскусил наши с ним чувства! Надо бежать! – расхохоталась девушка и действительно приподнялась, будто стремясь спастись от ревнивого аристократа. Но Фрэнсис не дал ей этого сделать. Удержал на месте и, напротив, подтянул к себе.

…Рассвет они действительно проспали.

– Мы принесли вам кофе, мастер Голден-Халла! – пропел нестройный, но вдохновенный хор голосов.

Берти открыл глаза. Закрыл, зажмурился – мерещится! – и открыл опять.

Над ним, как над больным в лазарете, умильным полукругом толпились адепты. Сам детектив так и лежал на скамейке в Фонтанном Дворе.

Лица студентов, преисполненные благости, мягко светились розовым на фоне негаданно-белого неба, чуть рыхлого, будто венчиком взбили. Далеко-далеко в небесах проглядывал скудный намек на солнце, и тот, едва заметил прищур Голден-Халлы, поспешно спрятался в суфле из туч.

Но детектив уже успел отметить, что светило всползло высоко. Слишком высоко для рассвета. Ой-ой!

Между тем у каждого из адептов в руках было по берестяному стаканчику: один с плотной шапкой из взбитых сливок; другой – дурманящий кардамоном; третий – с палочкой корицы, лихо выглядывающей из черного кофейного нутра. С апельсиновой корочкой, зажаренной в карамели; с крупной крошкой из тростникового сахара; рядом – почти пустой стакан с дегтярной жижей на дне…

– Мы не знали, какой вы любите, поэтому принесли все виды! – закудахтали студенты, наперебой протягивая свои дары.

– Все люблю – в зависимости от настроения! – поблагодарил рыжий, садясь. – Который час?

– Пол-одиннадцатого.

– А почему вы тогда не на лекциях? – Берти повел носом, наслаждаясь бодрящим запахом, и наугад взял один напиток.

Кофе и впрямь был кстати.

– А у нас ТММ по расписанию. Но доктор Морган не пришел.

– Почему не пришел?

Студенты беспечно развели руками: мол, нам-то откуда знать? Мы как бы и не очень выяснить хотим, нас как бы сложившаяся ситуация вполне устраивает! Смотрите, какая погода чудная: вдоль земли туман, похожий на змейку, да такой густой, что сапог не видно; а сверху – это белое, дивное небо. Кинь в него мяч, или голубя, или пульсар – пропадет, будто белая кошка слизнула! Ну зачем тут грустить о лекции? Тут надо гулять!

Берти сгреб все стаканчики. Кое-как умудрился их не расплескать (да, опыт работы официантом у него тоже имелся), потом распрощался с адептами и побежал к Пряничному домику.

– Мастер Берти! Вы письмо потеряли! – окликнули студенты. Берти удивленно развернулся, также стремительно сбегал обратно к скамье, взял письмо в зубы. И вновь – к дому.

Окна были закрыты ставнями. Ловец ветра исчез с крыльца.

– Морган! – рыжий ногой заколотил по двери (руки-то заняты). В ответ была предсказуемая тишина.

Берти поусердствовал еще пару минут, потом развернулся и пошел в академию. Один стаканчик кофе опустел еще по дороге через двор; второй стал подарком сонному мастеру Хьюго-артефактору, который, матерясь сквозь зубы, по стенному плющу спускался из Астрономической башни (очень тайно, ага; никто, конечно, не видит. Вообще никто не в курсе их отношений с астрологиней, и, конечно, выйди артефактор нормально, все бы наклеили ему табличку «разврат» на лоб, ибо чем еще заниматься студентам, кроме как осуждать или… завидовать).