Сергей Ванин - Спецотдел «Бесогон» [litres самиздат]

– Спасибо, дед, за предупреждение. Но я уже и аванс получил…

– Как знаешь, – старикан хлестнул лошадь кнутом и погнал телегу обратно к станции.

Я пошел чрез березняк и часа через три вошел в «Поселок Гидростроителей», как значилось на натянутом вдоль щитового забора истрепанном ветром кумаче. Чуть поодаль маячили лагерные вышки с застывшими на них фигурками охранников. Поселок находился в непосредственной близости от лагеря и фактически являлся его структурным подразделением.

И лагерь, и сам поселок были в этот предвечерний час пусты, если не считать автоматчиков на вышках. Ни один человек не двигался по обнесенной покосившимися заборами территории. Я добрался до одного из вросших в землю щитовых домов, на котором была прикреплена размытая от частых дождей табличка. «Общежитие стройотряда № 1» – было выведено неровными буквами на потрескавшейся фанере.

Я толкнул дверь и вошел внутрь. Помещение, сплошь заставленное двухъярусными грубо сбитыми нарами, был пустым, если не считать лежащего на одной из верхних шконок паренька лет семнадцати.

– Где все? – поинтересовался я.

– Ты кто такой будешь? – парень свесился с нар и смотрел на меня с неподдельным интересом.

– Инспектор по охране труда. Прибыл из Москвы, из Главгидростроя для расследования несчастных случаев на производстве гидроработ, – я помахал пред носом парня сработанным в нашей ведомственной спецтипографии удостоверением, – как мне найти руководство участка и лично начальника стройуправления Белуковича Г Н?

– Нет Гаврилы Никитича больше, – парень поднялся с нар и горестно развел руками, – в штабе строительства все руководители наши. Труп Белуковича рассматривают…

– Что с ним стряслось? – опешил я.

– Утонул, вроде, – настороженно поглядывая на меня, пояснил парнишка.

– А все ремонтники где? Поздно ведь уже, – я посмотрел на часы, – рабочее время вышло. Ужинать уже пора.

– Ребята еще с работы не вернулись, у них там буза какая-то началась. В воду лезть боятся, а у нас вся работа с водой и связана, гидростроители мы ведь!

Он горделиво выпятил вперед впалую грудь и посмотрел на меня с плохо скрываемым презрением.

– Мы – рабочий класс, нам в кабинетах сидеть некогда. Я вот простыл малость, а то б тоже с ребятами сейчас был бы.

– Тебя как звать, гидростроитель? – обратился я к пареньку.

– Коля Парфенов. Я из Мытищ. По комсомольскому призыву сюда прибыл.

– И много вас тут таких призывников?

– Не очень, – Коля поправил шерстяной шарф, которым обмотал больное горло, – стройка–то ведь давно закончилось. Многие уехали, остались вербованные из местных, да зеки, они ведь срока тянут. Я тоже уехал бы, но мне характеристика нужна, будущим летом в институт поступать буду.

– Дело хорошее, – я достал пачку папирос «Казбек» и угостил Николая, – скажи мне, друг, а почему ребята бузят? Бояться чего?

– Люди тонут. И днем и ночью тонут. Я видал, как Саня Студнев утонул. Мы с ним под мостовой опорой работали, в лодке стояли, он споткнулся, за борт выпал, а его будто кто за ноги ухватил. И на глубину уволок. Я за ним бросился, но спасти не сумел. Говорю же, держал его в воде кто-то. А сегодня ночью сам Белукович утоп, на лодке вечером поплыл, гидрозатвор, что недавно чинили, проверить хотел…

– И давно у вас все это началось? – спросил я.

– Два месяца назад, может чуть раньше, – Коля пожал худенькими плечами и, погрустнев, добавил, – вообще-то, нам про это рассказывать запрещено.

– Кем?

– Неважно. Что-то разговорился я с вами. Нельзя мне много говорить, горло болит. Мне покой нужен. Уходите, товарищ инспектор, а то у меня температура подняться может.

Повернувшись к стене, он укрылся одеялом и нарочито громко захрапел. Я выбрался из барака и пошел вперед, выискивая штаб строительства, где по словам комсомольца Коли Парфенова собралось сейчас все руководство стройуправления. Вскоре я обнаружил ветхое дощатое строение с щелястыми некрашеными стенами. Над входом была прибита кособокая табличка с написанными от руки буквами. «ШТАБ» – значилось на ней. Тут же висела подслеповатая лампочка, мощности которой едва хватало, чтобы осветить эту самую табличку. Покосившееся от старости крылечко готово было вот-вот развалиться, а тяжелая набухшая от частых дождей дверь еле поддалась, когда я нажал на нее всем телом.

Прокуренная комнатушка была единственным помещением в домике. Посредине, на грубо сбитом из не струганных досок полу стоял старый обтянутый потемневшим от времени сукном стол, на котором лежало обнаженное тело утопленника, полного мужчины лет сорока пяти. Лицо его было обезображено длинными глубокими бороздами, а из-под закатанных брючин выглядывали щиколотки, все в синяках и кровоподтеках. Руки мертвеца были неестественно вывернуты, будто он до последнего старался высвободиться из чьих-то смертельный объятий, избавиться от нечеловеческой силы хватки.

Зрелище было настолько жутким и отталкивающим, что я едва поборол в себе желание отвернуться и продолжил осмотр помещения. За столом сидели трое, все в клубах сизого табачного дыма. Они были настолько увлечены осмотром тела, что даже не заметили моего прихода. В напряженной тишине они в странном оцепенении взирали на несчастного.

– Здравствуйте, товарищи. Сочувствую вашему горю. Я приехал из Москвы, инспектор по охране труда из Главгидростоя. Сорокин – моя фамилия.

Я полез в потайной карман пиджака за командировочными документами, но наткнулся на требовательный властный взгляд одного из сидящих за столом людей.

Сухощавый высокий человек в форме с петличками капитана НКВД оторвался от созерцания утопленника и грозно посмотрел на меня своими широко посаженными стального цвета глазами.

– Из самой Москвы? – криво усмехнулся чекист, – что ж, давайте знакомиться. Начальник особого отдела Беллагстроя капитан Горницкий.

Он слегка наклонил большую коротко стриженую голову, но руки так и не подал, остальные двое лишь смотрели на меня, широко открыв глаза, словно на какое-то заморское чудище. Первым из-за стола поднялся костистый немного сутулый старикан с землистого цвета лицом и плешивым в пигментных старческих пятнах черепом.

– Местный врач Солодовников Петр Евсеевич.

– Иван Разумов, – исполняющий обязанности главного инженера тут же вслед за доктором, представился молодой, лет двадцати пяти, парень с комсомольским значком на белой аккуратно выглаженной косоворотке.

– Будем знакомы, товарищи, – я пожал обоим потные от волнения руки.

– Беда у нас, товарищ инспектор, начальник управления утонул. В водоворот попал, когда на лодке осмотр стыковых перекрытий производить поплыл, – виновато разводя руками, пробормотал Разумов.