Сергей Ванин - Спецотдел «Бесогон» [litres самиздат]

С утробным рыком он бросился к трюмо, загребая жертву огромными мускулистыми руками. Мгновенье, и он повалил Инну на искусно выделанную медвежью шкуру, украшавшую пол спальни.

– Не смей, не трогай, отпусти меня, животное!

Девушка попыталась вырваться, но тут же получила удар в лицо. Горницкий прижал тело к полу и с силой рванул его на себя.

– Я научу тебя подчиняться!

Он утвердился наверху и вновь ударил свою жертву. Инна плакала навзрыд. Я достал из кармана плаща наган и прицелился в статуэтку балерины, стоявшую на ночном столике возле необъятного ложа местного чекистского начальника. Жахнул выстрел, статуэтку разнесло вдребезги. Горницкий оставил Инну в покое и отскочил к большому резному шкафу.

– Кто посмел?! – неистово заорал он, накидывая халат и хватая со стола пистолет ТТ.

Я мигом скатился с дерева и помчался вниз, к каналу. Вслед мне раздалась беспорядочная пальба. Рассвирепевший Горницкий высадил в темный силуэт возмутителя спокойствия целую обойму, но не попал ни разу. Несколько позже раздались выкрики лагерной охраны, послышался собачий лай. Особист поднял по тревоге бойцов, охранявших периметр запретной зоны. Они стали прочесывать местность, но я уже приближался к пристани, обнесенной с суши довольно высоким забором из нетесаных плохо покрашенных досок. Подтянувшись на руках, я неловко кувырнулся вниз и неуклюже хлопнулся на спину.

– Руки вверх!

В лицо мне смотрело дуло винтовки, которую держал в руках огромный детина в потертом брезентовом макинтоше и сбитой на затылок фуражке с якорем.

– Лодочник Фома Варчук? – спросил я, поднимаясь с земли.

– Я–то, Варчук. А вот ты кто таков будешь?

Детина ткнул ружейном дулом мне в грудь. Сейчас в свете вышедшей из-за туч луны я рассмотрел его получше. Лет сорока с небольшим, грузный с испитым давно небритым лицом, он и сейчас дышал застарелым перегаром. Маленькие заплывшие жиром поросячьи глазки смотрели на меня подозрительно. Длинные руки с большими похожими на арбузы кулачищами слегка подрагивали, сжимая оружие.

– Я командирован из столицы. Документы при мне, могу показать.

Я полез в карман, но тут же получил сильный удар винтовочным прикладом. Варчук был настоящим профессионалом и очень хорошо знал, куда следует бить. Меня он стукнул по голове, прямо по лбу, я упал навзничь, и только сильная боль не позволила мне потерять сознание сразу. Я еще чувствовал, как огромные сильные ручищи лодочника крепко-накрепко вяжут меня мокрой шершавой веревкой и тянут в воду.

– Куда ты его, Фома? – услышал я возле самого уха голос невесть откуда взявшегося Горницкого.

– В воду, ваше благородие. Я уж хотел за вами бежать, когда субчика этого тут приметил. Хорошо, что вы сами к пристани догадались прийти.

– Он пожалеет, что приехал сюда! – Горницкий пнул меня носком забрызганного грязью хромового сапога, – здесь моя вотчина, и никто не может совать нос в мои дела!

– Это точно, – подобострастно откликнулся Варчук. – хотите, я порву его на куски прямо здесь, вот этими самыми руками?

Лодочник поднял вверх и потряс огромными, похожими на ковши экскаваторов лапами.

– Не торопись, – охладил его пыл Горницкий, – пусть он умирает мучительно и страшно. Хочу, чтобы он утонул. Слышишь, ты, я утоплю тебя, мерзкий никчемный человечишка!

Особист наклонился ко мне. Я молчал. Глаз упорно не открывал, голоса, естественно, не подавал. Горницкий вновь пхнул меня ногой и брезгливо сплюнул на землю. Я слышал над собой его тяжелое с присвистом дыхание и почти реально ощущал устремленный на меня горящий от ненависти взгляд особиста.

– Кончай с ним, этот малый мне ужасно надоел, – бросил чекист в бешенстве.

– Слушаюсь, – Варчук подтащил меня к лодке и, бросив на дно, оттолкнул ее от берега, – скорлупка-то того, малость с пробоиной. Скоро она пойдет ко дну вместе с этим москвичом, – радостно доложил он Горницкому, но тот уже не слушал лодочника.

Заложив руки за спину, особист, насвистывая «Мурку», пошел прочь с пристани. Фома же остался на берегу наблюдать за лодкой. Я лежал на дне не в силах пошевелиться, чувствуя, как медленно немеет все тело и я погружаюсь на дно вместе с этой дырявой посудиной. Холодная вода быстро залила мне лицо. Я держался из последних сил, но и они стали заканчиваться. Меня ждала жуткая смерть. Сейчас я погружусь на самое дно. Я уже вижу его.

Но, что это? Дно расширявшегося в этих местах беломорского канала являла собой странное зрелище. Здесь было какое-то рукотворное водохранилище, невидимое с дороги, странное и отчего-то пугающее. Стило мне напрячь зрение, и я увидел затянутые густой речной тиной покосившиеся избы и даже торчащие из дна остовы заборов. Мне показалось, что вдалеке в синей водной мути выросли и вдруг обрели ясные очертания линии деревенской церквушки. За церковью просматривался погост. Маячившие в воде покосившиеся кресты и могильные плиты теперь были видны отчетливо, будто на улице был солнечный день, а не кромешная ночная темень.

Я почувствовал, как страшная сила разрывает мне легкие, заполняя их холодной водой. «Испустил свой последний вздох», – это явно не про меня. Мне не суждено вдохнуть напоследок терпкого сырого воздуха здешних просторов.

Я закрыл глаза, но вдруг почувствовал, что кто-то неведомый сильно толкнул меня вверх. Руки вдруг стали свободными, и стал работать ими, пытаясь всплыть на поверхность. В конце концов, мне это удалось, я вновь увидел над головой небо с застывшими светляками звезд.

К моему удивлению я находился на значительном удалении от пристани. Варчук и Горницкий наверняка уже считали меня погибшими, отчасти они были правы, плыть я не мог, от холода сводило судорогами все тело. Громко кашляя, я не мог освободиться от попавшей в легкие воды и вновь стал тонуть.

– Не сладко? – раздалось за моей спиной.

Я оглянулся, рядом никого не было. Вышедшая из-за туч луна ярко освещала таинственное водохранилище. Вдалеке маячила пустая пристань.

– Я тут, – голос звучал тихо и печально.

– Покажись! Хватит играть в пятки! – прорычал я

– Смотри, ведь ты именно за этим приехал сюда…

Раздался тихий всплеск, и я увидел, как из глубины медленно появляется девичья фигура. Русалка была чудо как красива. На вид девице было лет семнадцать, она была одета в матросский костюмчик, какие носили модницы еще до революции.

– Ну вот, другое дело, – похвалил я ее.

Я старался, чтобы мой голос не дрожал. Русалки весьма капризы и взбалмошны. Я знал об этом факте по опыту старших товарищей, самому мне дело иметь с ними еще не приходилось.

Высвободившись из воды по пояс, девица отбросила назад длинные черные, как смоль, волосы и замерла, любуясь произведенным эффектом. Она была прекрасна тем наивным очарованием, которое бывает лишь в юности. Симпатичная мордашка. Дивные волнующие слегка раскосые глаза, красиво очерченные тонкие черные брови, маленький аккуратненький носик и полные чувственные губы. Русалка улыбнулась и кокетливо подмигнула мне.