Сергей Ванин - Спецотдел «Бесогон» [litres самиздат]

– Стремнина – опасная штука. Многие гибнут, особенно те, кто по пьяному делу купаться лезет, – тут же добавил врач, старательно отводя взгляд в сторону.

Горницкий молчал, он достал из кармана серебряный портсигар и извлек из него папиросу.

– Начальник СУ утонул по собственной глупости, – капитан затянулся терпким ароматным дымом папиросы «Гурзуф» и выпустил его в потолок тонкими аккуратными колечками, – все тоже самое произошло и с другими. Кто по пьянке, кто по глупому лихачеству утонул в реке, и нечего тут разводить антимонии.

Горницкий оглядел сидевших за столом и остановил свой колючий взгляд на съежившимся от страха докторе Солодовникове.

– Не так ли, товарищ Солодовников? – осведомился капитан, делая акцент на слове «товарищ».

– Признаков насильственного утопления на телах умерших нет, – послушно откликнулся врач, съеживаясь еще больше.

– Пока я видел лишь тело начальника СУ Белуковича у него на щиколотках следы, будто бы его держал кто-то. Что вы на это скажите?

Я следил за реакцией Горницкого, но тот в ответ на мои слова лишь криво усмехнулся.

– Белуковича действительно держали за щиколотки. Только при этом его пытались спасти, а не убить. Можете спросить у лодочника Фомы Варчука. Это он был на веслах, когда случилась трагедия, – пояснил начальник особого отдела.

– Так Белукович плыл в лодке не один? – удивился я.

– Нет, не один. С ним был Варчук. Можете спросить у товарища Разумова.

– Это правда, – подтвердил инженер, вытирая рукавом косоворотки мгновенно вспотевший лоб, – не один он был в лодке, не один, – еще раз проговорил он, избегая встречаться со мной взглядом.

– Где же тела остальных утопленников? Надеюсь, вы храните их в лагерном морге, – я смотрел в смеющиеся глаза Горницкого.

– Зачем им чужие мертвяки? В лагере и своих жмуриков хватает. Утопленники давно похоронены, товарищ москвич, – Горницкий встал и подошел ко мне почти вплотную, – послушайте, Сорокин, уезжайте отсюда. Я не люблю, когда у меня под ногами путаются типы вроде вас. В вашу принадлежность к Гидрострою я не верю. Ясно вам?

– Но, у меня командировка, – начал, было, я.

– Считайте, что она закончилась. Завтра я подпишу все ваши бумаги. Вы возьмете билет на поезд и уедите отсюда навсегда. Если не хотите неприятностей, конечно!

Он порывисто встал из-за стола, на котором все еще лежало тело начальника Су и, решительно отрыв дверь, вышел в быстро сгущавшиеся сумерки. Еще через минуту донесся звук мотора. Я шагнул к оконцу, неподалеку от штаба строительства остановился автомобиль «форд», за рулем сидела темноволосая девушка в красивом норковом жакете и шляпке-таблетке. Даже сквозь немытое окно штаба строительства было заметно, как она хороша собой. Горницкий сел возле нее и повелительно махнул рукой. Машина резво тронулась с места и умчалась, оставив за собой небольшое облачко дыма.

– Кто эта девушка? – обратился я к Разумову.

Тот затравленно посмотрел на Солодовникова, но врач отвернулся в сторону.

– Наш библиотекарь Инна Якушева, москвичка, меду прочим, – Иван явно волновался, беспрестанно теребя ворот своей косоворотки, – у нас, товарищ Сорокин, прекрасная библиотека. Много хороших книг. Инна очень следит за этим, а товарищ Горницкий помогает ей, достает интересные романы. Дюма вот недавно привезли. Не читали?

– Читал, кое-что, – я шагнул к дверям, – где здесь причал? Хочу взять лодку и осмотреть место, где произошла трагедия. Заодно познакомлюсь с Фомой Варчуком.

– Без разрешения Горницкого посторонние к пристани не допускаются, – встрепенулся врач.

. Он по-птичьи вспорхнул со стула и встал возле двери, загораживая выход своим тщедушным телом.

– Завтра утром все с ним обсудите, – бросил со своего места Разумов, – здесь ничего не делается без ведома нач.особого отдела, – пояснил главный инженер.

– Хорошо, будь по-вашему, – легко согласился я.

Выбравшись на улицу, я прошел возле оконца штаба и нырнул за угол. Здесь начиналась узенькая тропинка, ведущая к высокому лагерному забору. Чуть в стороне за молодым худосочным березняком маячила громада какого-то дома, издалека похожего на огромный сказочный терем. Рядом с теремом располагалось строение пониже. Над входом красовалась надпись «библиотека». Буквы здесь были выписаны ровно и аккуратно, а яркий плакат, прикрепленный прямо на дверь призывал граждан повышать свой культурный уровень и регулярно читать газеты.

Окна библиотеки были сейчас темны, зато терем сиял огнями, точно сказочный дворец во время бала. Рядом с крыльцом этого великолепного образчика местного зодчества стоял автомобиль «форд». На сидении лежали длинные кожаные перчатки и маленькая дамская сумочка. Я обошел машину и почти вплотную приблизился к дому, остановившись под одним из ярко освещенных окон. Форточка была приоткрыта. Оттуда доносились звуки патефона. Вдруг мелодия оборвалась.

– Я боюсь тебя, Артем. Иногда мне кажется, все, о чем здесь говорят люди – реальность. Грубая, зримая реальность и деться от нее некуда…

– Не говори глупости, – голос Горницкого звучал уверенно, – я здесь временно, скоро я получу повышение, и мы уедем в Москву. Хочешь в Москву? Ведь ты приехала оттуда?

– Хочу, но только не с тобой! – Инна заплакала.

– Дура! – Горницкий стукнул кулаком по столу, – кто ты без меня? Дочь своих нищих родителей, которые ютятся в жалкой полуподвальной коммуналке. Я выведу тебя в люди. Со мной ты будешь королевой. У тебя будет все! Все, ты понимаешь?!

Девушка молчала. Я на цыпочках отошел чуть в сторону и бесшумно, словно кошка, вскарабкался на стоявшее возле дома дерево. Забравшись чуть повыше, я смог увидеть шикарную обстановку комнаты. По всей видимости, это была спальня хозяина дома. Сам Горницкий в роскошном зеленом халате, словно падишах возлежал на широченной кровати. А Инна стояла перед ним в прозрачном коротеньком пеньюаре возле большого, до самого пола, трюмо.

– Отпусти меня, – вдруг взмолилась она, бросаясь на колени, – я не могу больше здесь находиться. Мне тяжело.

– Брось устраивать истерику!

– Тогда, я уеду сама! Завтра же утром.

– Я тут хозяин! Без моего ведома в этих краях не пролетит и муха. По моему приказу были затоплены десятки деревень, и я один вершил тут судьбы людей. Я могу приказать не только жалкому человеческому отребью, но и самой природе. Захочу, и поверну воды канала вспять! Только я решаю, кому что делать, и ты станешь делать то, что скажу я!

Горницкий вскочил с кровати, сбросил с себя халат и остался нагой. Его крепкое покрытое густыми черными волосами тело напоминало тело огромной обезьяны, а лицо, перекошенное дикой злобой, могло внушить ужас не только молоденькой девушке.