Андрей Павленко - Ожидание заката [litres самиздат]

– Приехали, – тихо сказал Антон.

Стало страшнее.

Отец Димитрий сделал шаг нам навстречу, держа фонарь перед собой, словно икону.

Ослепленный фонарем, я инстинктивно сделал шаг назад. Похоже, это меня и спасло!

Фонарь качнулся в сторону, и в его свете я с трудом успел разглядеть нечто, очень похожее на шпатель, которым штукатурят стены. И вот этот шпатель самым натуральным образом летел мне в лицо! Я отклонился, и поскользнувшись на сыром полу, едва не упал, шаркая ногами.

Отец Димитрий бросил фонарь на пол, что-то хрустнуло, но свет не исчез. Кто сказал, что китайцы делают брак? Но эта мысль особого облегчения мне не принесла.

Он взмахнул освободившейся рукой и ударил Антона по лицу. Тот рухнул, как подкошенный. В рассеянном свете мелькнуло перекошенное лицо священника. Впрочем, священника ли?

Лже-Димитрий шагнул ко мне, медленно поводя из стороны в сторону своим этим шпателем. На его лице застыла то ли отрешенная улыбка, то ли он просто кривился, но в любом случае, в белесом свете это смотрелось страшно. Неожиданно подвижная, словно у лошади, верхняя губа шевелилась, открывая съеденные гнилые зубы.

Значит, будем считать, что улыбался – злодей все-таки!

Но в тот момент мне было не до шуток.

Сказать, что я испугался, значит, не сказать ничего. Я дико, дико обосрался от ужаса! И именно этот страх мне здорово помог!

Короче говоря, не помня себя, я высоко подпрыгнул в воздух и крутанул «вертушку» – удар ногой с разворота в воздухе. Любимая фишка Ван Дамма. И моя.

«Никогда не бейте ногой в голову» вдалбливал годами Палыч, «это добивающие удары, и если противник поплыл, лишь тогда можно рискнуть». Я это знал. Но я знал также и то, что любой удар, даже самый непрактичный, можно отработать до совершенства. Поэтому отрабатывал, когда меня никто не видел, и соответственно, не критиковал…

Непонятно, отец Димитрий придерживался тех же взглядов, что и Палыч, или же просто просидел всю свою сознательную жизнь в пещерах, но в любом случае, такого он не ожидал!

Как я уже говорил, несколько дней отдыха идут на пользу, и поэтому результат оказался налицо: я резко крутанулся в воздухе и впечатал пятку правой ноги в правый же висок отцу Димитрию. Послышался то ли всхлип, то ли чавканье – шум в ушах от прыжка помешал разобраться, но лже-Димитрия отбросило в сторону почти на метр.

Я, конечно, не Ван Дамм, но сработало неплохо! Нападающий лежал, словно куль с пропавшей мукой – серая ряса и лицо такого же цвета. Капюшон сбился, и я с отвращением узрел голый блестящий череп, покрытый синеватыми жилками. Шпатель, которым он, очевидно, реставрировал свои подземелья, и заодно хотел обновить и нас обоих, валялся на полу, теперь не опасный.

Очень аккуратно и красиво я приземлился на ноги. Судя по всему, я только что убил человека. Умышленно или нет, в состоянии аффекта или без оного – но убил! События наложились одно на другое, поэтому угрызений совести испытать я не успел.

Да уж, они тут в своих подземельях, на постоянном посту и аскезе, совсем с ума посходили!

О том, что это митрополит мог отдать команду нас подштукатурить, у меня и мысли не было.

Что теперь? Возвращаться назад и говорить Патриарху о том, что мы, в частности я, свернули шею его помощнику, не хотелось. Да и как возвращаться-то? Сквозь запертые двери? А может, никто и не заметит?

Я подошел к Антону. Он сидел на полу и тряс головой, очевидно пытаясь прийти в себя.

– Жив? – спросил я его.

Поперек лица мальчишки пролегала глубокая царапина, из которой сочилась кровь. Судя по всему, отец Димитрий своими монашескими лапами, отродясь не знавшими маникюра, чуть не порвал пацану лицо.

– Жив, – не слишком бодро ответил он. – А ты молодец! Я не думал, что… – он не договорил, вскакивая на ноги.

Я обернулся. И сразу испытал два чувства. Первое – глубокого, как говорят, облегчения. К счастью, я все же не убийца. Второе – глубокого разочарования. К огромному сожалению, я, черт подери, не убийца!

Эти два по сути, противоположные чувства соединял нарастающий липкий мостик страха. Короче, меня раздирало на части от противоречий, плюс к тому же я опять испугался. Не слишком ли много на сегодня?

* * *

При обсуждении ситуации мнения разделились. Миша предложил присмотреться к Старски, побольше узнать о нем, и цели его приезда.

Кирилл Александрович напротив, считал, что медлить нельзя: сегодня вечером тот покидает страну, и все, пиши пропало. Второго такого шанса не будет. Значит, нужно встретиться с ним и поговорить.

Миша возражал: даже если и встретиться, что они ему скажут? Мол, было убийство, и там нашли улики против вашей коллеги? В лучшем случае, Старски их пошлет куда подальше. В худшем – поднимется шум. А кто они такие? Ни документов, ни полномочий.

С другой стороны, в этой стране никогда и никого это не останавливало…

Кирилл Александрович доказывал, что по разговору со Старски можно минимум хотя бы увидеть его реакцию. Да и потом, что доказывает вину Хельги Груббер? Разве она участвовала в убийствах? Вряд ли. Может быть, все было официально, или по крайней мере, законно. Может, Старски поможет пролить свет на недавние события. Встреча в глуши не есть преступление, приехали на шашлыки и передумали. В конце концов, открывают тому, кто стучится!

Миша задумался.

Тем более, убеждал его Кирилл Александрович, может, Старски вообще ни причем! Может, он бегал к любовнице, может, пил где-то, а может, чем черт не шутит – и церкви осматривал! Может, он и Хельгу Груббер не знает – так, познакомились в самолете и все!

Миша сдался.

– Ладно, вы меня уговорили. Когда поедем? – он вопросительно посмотрел на Кирилла Александровича.

– Сначала надо узнать, где он, а уж потом ехать – озабоченно сказал старик. – Давайте так, Миша. Сидите и пейте, но в рамках. А, я как выясню, так сразу и едем. Идет?

– Идет… – Неохотно согласился Миша. Что-то в идее Кирилла Александровича ему не нравилось.

Спустя некоторое время Миша и Кирилл Александрович ехали в вишневой «Шкоде Фабии». За рулем сидел незнакомый Мише молодой парень в очках, очевидно, тот самый Костя.

Кирилл Александрович был одет в деловой костюм с галстуком. Миша – в джинсах и кожанке.

– У Вас, кстати, с собой часы? – спросил Кирилл Александрович.

Миша достал из кармана «Ролекс».

Кирилл Александрович защелкнул браслет на запястье. «Психологическая атака», подумалось Мише.

Около одиннадцати автомобиль подъехал к мрачному серому зданию.

– Что это за контора? – спросил Миша, выходя из машины и осматриваясь.

– Тут много контор, Мишенька, – Кирилл Александрович кряхтя, снял пиджак и свернув, повесил на руке. Рукава у рубашки были короткими, и часы сразу бросались в глаза. – Которая именно вас интересует?