Литтмегалина - Синие цветы II: Науэль [litres самиздат]
- Название:Синие цветы II: Науэль [litres самиздат]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Array SelfPub.ru
- Год:2021
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Литтмегалина - Синие цветы II: Науэль [litres самиздат] краткое содержание
Жизнь маленького мальчика рушится в одну ночь. Ему предстоит провести годы, пытаясь преодолеть последствия того давнего события…
Содержит нецензурную брань.
Синие цветы II: Науэль [litres самиздат] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Наверное, преодолевать запрет было восхитительно до дрожи в позвоночнике, но в результате Стефанек привязал себя к смертельному яду. Не уверен, понимал ли он сам, какой опасности подвергает себя. Хотя он не признавался мне в этом, но, подозреваю, надеялся бросить. Однако, когда работа в отеле закончилась, волна отвлекающей увлеченности схлынула, и к нему вернулась непреодолимая тяга. Через неделю он сдался и снова начал шыряться – и теперь это было хуже, чем раньше. Намного хуже. Я не позволял иллюзиям обсыпать мне мозги сладкой пудрой. Да, Стефанек временами действительно такой умный, что даже я начинаю воспринимать его всерьез, да, иногда он прилично одевается и едет в университет, как примерный студентик, да, у него много идей. Но это было как последнее летнее тепло перед неизбежной осенью. В нашем случае, так сразу зимой.
Он увеличивал дозы. Он мешал одно с другим и добивался взрывов в собственной голове, порой вырубающих его полностью, и тогда я сидел рядом с ним, боясь отойти, и дрожал от страха, что он не вернется. Если, конечно, не отключался сам. Теперь Стефанек был достаточно опытен с веществами, чтобы изменять свое состояние как ему вздумается: взбодрить себя так, чтобы двое суток бродить без сна, или, дополнительно наглотавшись белых таблеток, сделать себя расслабленным, безразличным, тормознутым, как черепаха. Он смешивал в себе такое количество химических веществ, что с его несчастным телом, кажется, могло произойти что угодно в любой момент. Он сильно похудел, хотя и я тоже. Мы таяли, постепенно, день за днем.
У Стефанека была идея открыть выставку его картин, подогретая растущей популярностью «Хамелеона», но прошел месяц и более после завершения работ над отелем, а все что он сделал – отобрал несколько самых интересных работ из старых. Ни одной новой. Он заставлял себя думать над этим, но мыслей не было. Он как будто бы утратил весь свой талант к рисованию, и каждая проведенная линия становилась очередным доказательством его беспомощности. Кроме картин, у него было большое количество фоторабот, но в основном он снимал меня и расценивал эти фото как личный архив. После его смерти снимки широко разошлись и стали невероятно популярными. Возможно, ему следовало начать с них.
Каждый последующий день все дальше отодвигал Стефанека от его намерений и планов. Он старался держаться в пределах. Но когда он срывался – все чаще, – я переставал узнавать его. Он превращался в маленького, взъерошенного, визгливого, сумрачного человечка, которого раздражало все: холодающая зима, своя бездарность и бездарность всех остальных, те статьи, которые писали про него, и те, которые не писали.
К середине декабря интерес к «Заблудившемуся» наконец-то остыл, и рецензенты переключились на других жертв. В изданиях на тему культуры и искусства или того, что причислялось к оным, Стефанека больше не упоминали – если только небрежно и мимоходом. И он исходил на вопли, блуждая из угла в угол нашей неуютной квартиры, уже больше похожей на притон: его не оценили, он никогда не получает должного, он как проклят, он может быть гением, но его не видят в упор, он словно бьется головой о пуленепробиваемое стекло. Бум-бум, все в крови, ни единой трещины.
Зато светская хроника мурыжила его безустанно – разумеется, в компании со мной. Вы просто отрываетесь, не особо следите за словами, распыляете на всех свою злость, беспокойство, утомленность собственным кретинизмом, и вот вы уже главные скандалисты, вас все знают, и почти все ненавидят.
– Почему они отзываются обо мне с такой злобой? Кто дал им право говорить обо мне в таких выражениях? Меня всегда осуждают, всегда, так какой смысл стараться держаться в рамках?
В одной желтой газетенке не забыли упомянуть, что, хотя Стефанек рисовал голых женщин, в жизни он не то чтобы наблюдал их часто. Позже на какой-то вечеринке Стефанек брякнул, что не так уж и редко, учитывая количество блядей, окружающих его папочку. Естественно, фраза разошлась, и отношения Стефанека с отцом накалились до предела. Телефонные разговоры возобновились, теперь окончательно сведясь к потокам брани с обеих сторон. Стефанека не беспокоила эта ситуация. В его венах плавали длинные химические формулы, и он расшифровывал в них, кто он сегодня. Наши отношения были ошибкой с самого начала… мы никогда не влияли друг на друга хорошо. Один сходит с ума – второй следует за ним. Мы не могли помочь друг другу выбраться из нашей ямы, мы только падали вниз, сцепившись в объятиях.
Когда Стефанек избил журналиста за то, что тот в своей статье называл Стефанека не только по имени, но и по фамилии, до меня окончательно дошло, что человек, с которым я живу сейчас, уже совсем не тот, рядом с которым я проснулся в одно промозглое февральское утро. Маленький Стефанек не тянул на крутого бойца, но ярость и алкоголь превращали его в нечто дикое. Он набросился, как бешеная собачонка, награждая растерянную жертву ударами и пинками до тех пор, пока его не оттащили. Я наблюдал происходящее оцепенело, безучастно и бездумно. После Стефанек был весь в своей и чужой крови, глаза лихорадочно блестят, влажные от пота волосы, пережженные многочисленными окрашиваниями, топорщатся иглами.
– Я отказался от фамилии и никому не позволю снова наклеить на меня этот ярлык. Это его фамилия. Меня с ним ничего не связывает, я больше ему не сын. Он желает мне только смерти! – выкрикнул Стефанек, шатко балансируя на гребне паранойи.
Я промолчал и молчал всю дорогу до дома. А там сказал:
– Ты должен остановиться.
Даже не сняв засыпанную снегом уличную куртку, Стефанек уже пропихивал брусочки льда в узкое горлышко бутылки с ядовито-зеленым коктейлем – я перенял у него эту привычку пить из горла, запихивая лед прямо в бутылку. На мои слова он только вздернул бровь.
– В смысле – остановиться?
– Ты колешь себе слишком много дряни. Ты нюхаешь слишком много дряни. Все остальное время ты закидываешься таблетками или пьешь. Я забыл, как ты выглядишь, когда трезв.
– Хм. То есть я зависимый, ты это хочешь сказать?
– Да.
Стефанек наигранно изобразил удивление, что меня покоробило. Такая буффонада в моем стиле, не в его.
– А ты, само собой, нет?
Мне хотелось ответить, что нет, но это было такое очевидное и наглое вранье, что даже для меня слишком.
– Не в такой степени, как ты.
Стефанек рассмеялся. В затрясшейся в его руке бутылке звякнул лед.
– И ты ведешь себя хорошо, не то что я. Ты скандалишь, хамишь, дерешься, переебался со всеми, не жалея сил и здоровья, но ты, разумеется, ведешь себя хорошо. Плохой у нас один я.
– Я не это хотел сказать.
– Мне плевать, что ты хотел сказать! – взвизгнул Стефанек, швырнув бутылку через всю комнату.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: