Литтмегалина - Синие цветы II: Науэль [litres самиздат]

Я выехал на шоссе и за поворотом увидел неподвижную машину с распахнутыми дверями, мужчину и девушку, которую, как мне поначалу померещилось, он обнимает, крепко прижимая к себе. Приближаясь, я увидел, что он стискивает ее, словно пытаясь придушить. У девушки были светлые волосы, на ней был белый свитер с полосатыми рукавами. По сравнению с ее маленькой фигуркой, одетый в толстую куртку мужчина казался огромным, как медведь. Он немного отстранился, взял девушку за плечи и с силой тряхнул. Ее голова мотнулась так безвольно, будто в девушке не оставалось и капли сопротивления. Ее беспомощность была как длинный гвоздь, который вогнали мне в лоб одним ударом. Глаза залило красным, и я нажал на тормоза. Если бы пистолет требовалось сначала достать из бардачка… если бы у меня были эти дополнительные секунды… Но все случилось слишком быстро, и я не успел опомниться, как вышел из машины и выстрелил.

Секунда темноты, и затем я увидел мужчину, лежащего на боку. Его голова оплывала красным. Взгляд больших светлых глаз девушки был устремлен на меня.

– Извините. Простите. Это недоразумение, – пробормотал я, отступил к машине, сел и уехал. Вот теперь действительно было ВСЕ.

«Феерично, Науэль, – сказал я себе. – ФЕЕРИЧНО».

Я двигался по инерции. Заставлял машину сворачивать куда-то, зачем-то. Я совершенно ослаб, мне едва хватало сил поворачивать руль. В пейзаже проступали знакомые черты. Затем я увидел высокую ограду из красного кирпича, окружающую дом Дьобулуса. Был уже полдень, холодное солнце висело высоко.

Я встал у ворот и привалился головой к стальным цветам на воротах. Прошло минут десять, может быть, и я услышал суховатый голос Дьобулуса:

– Нечего здесь торчать, когда никто не запрещает тебе пройти в дом.

Я не удивился его внезапному появлению. Идя за ним сквозь полуголый весенний парк, я заметил, что волосы Дьобулуса стали длиннее, хотя и растеряли яркость, а сам он – тоньше.

В доме мы прошли в его кабинет. Знакомый уют этого места дал мне поддержку, но лишь на секунду. Дьобулус развернулся ко мне, и я увидел, что его глаза искрятся от гнева – ну вперед, признавайся.

– Я убил человека.

– Кто он?

– Я его не знаю.

– Почему?

«Я просто не вынес ее беспомощности…»

– Я не знаю. Так получилось.

Взгляд Дьобулуса стал отстраненным.

– Сядь, Науэль, – приказал он. Я вспомнил, как когда-то теплел его голос, когда он произносил мое имя…

Я упал в кресло. Дьобулус сел за стол и устало потер виски кончиками пальцев.

– Не могу поверить, что ты это сделал, – произнес он тихо.

– Я тоже.

– Даже я не позволяю себе стрелять людей без веских причин.

– Я знаю.

– Это предел , Науэль. Ты не мог пасть ниже. Ты сам понимаешь?

– Понимаю.

– На что ты рассчитываешь – ты будешь палить в кого тебе взглючит, а я буду прикрывать тебя?

– Нет! – возразил я и заплакал. Мне было неприятно осознавать, какое жалкое зрелище я представляю собой: истощенный, скверно одетый, неспособный скрыть свою надломленность и сдержать слезы. У меня начиналась ломка, все тело болело, и я дрожал. – Я не собирался просить тебя о помощи. Я не собирался входить в твой дом. Если бы ты не позвал меня, я бы постоял и ушел. И если мне придется идти в тюрьму, я пойду. Поверь мне.

– Я верю, – голос Дьобулуса смягчился. – Это и моя ошибка тоже. Второй раз я недооцениваю, на что ты способен в отчаянье.

Беззвучно, как кот, он приблизился ко мне и погладил мои волосы.

– Подумай хорошо, Науэль, – сказал он почти ласково. – Чего ты хочешь?

Его нежность действовала на меня растравляюще. Было сложно сосредоточиться, подумать. Сама вероятность того, что мне может чего-то хотеться, выглядела сомнительной. Кажется, уже ничего, кроме…

– Я хочу покоя.

– Что ты готов сделать ради него?

– Что угодно. Даже умереть.

– А если не умирать?

Слезы прожигали на моих щеках дорожки. Я не был уверен до конца, но повторил:

– Что угодно.

Дьобулус отошел и с минуту смотрел на меня, размышляя. Его пальцы барабанили по краю стола. Под его испытующим, проникающим внутрь взглядом я сгорбился, съежился. Хорошо, что я хотя бы вымыл голову… Боль была как приливная волна: наступала, отступала, но все равно постепенно приближалась.

Что-то решив, Дьобулус снял трубку и набрал номер. Ему ответили почти сразу.

– Привет. Когда ты будешь в клинике? Отлично. Ну что, возьмешь моего зверика? Да, последствия дурного воспитания предыдущих хозяев. Да, никаких манер, никакой организованности, ест всякую дрянь, – я услышал, как на том конце провода рассмеялись. – Я привезу его сегодня, – сказал Дьобулус. – Спасибо. Увидимся.

Он перевел взгляд на меня. Я судорожно вздрагивал.

Через час я был в вертолете. Скрючившись на установленных в ряд сиденьях в задней части салона, я кутался в большое одеяло в тщетной попытке согреться. Рот был полон слюны, каждая пора сочилась холодным потом. Я отлично знал, что меня ждет, и предпочел бы сейчас оказаться в каком-нибудь другом теле.

– Выпей это, – спокойно приказал Дьобулус.

Я отпил что-то горьковато-сладкое из стакана и запил водой из другого. Горячая ладонь Дьобулуса легла на мою липкую от пота и слез щеку.

– Спи.

Я почувствовал, как выкручивающая боль ослабевает… Стало темно…

Я проснулся в большой комнате с белыми стенами. Слева от меня были еще две кровати с лежащими на них людьми, справа окно, мокрое снаружи от сползающих по нему капель то ли дождя, то ли тающего снега. Я был совершенно обессилен, даже голову тяжело повернуть. От запястья к капельнице тянулась трубка. Где я? Свет дневной лампы был неярким, но и от него глаза слезились.

Вошла медсестра. Согрев стетоскоп в руке, она послушала мое сердце, затем проверила давление.

– Как вы себя чувствуете?

Я разлепил губы, оторвал приставший к нёбу язык.

– Паршиво.

Она кивнула – ответ правильный или вроде того.

– Сколько я спал?

– Трое суток. Это входит в ваш курс лечения. Протяните левую руку, пожалуйста.

Выискав пригодное место, медсестра сделала мне укол в вену, предупредила, что ко мне еще подойдет доктор, и вышла. Доктор разбудил меня, снова уснувшего, известил, что я прошел детоксикацию и мое убитое состояние – ее последствие. Но это лучше ломки, вы не считаете? Он рассказал мне про то, что я и так чувствовал, поспрашивал кое о чем, делая отметки в карточке с моим именем, и ушел.

Это была наркологическая клиника «Сосновый лес», где мне предстояло провести два месяца. Я не мог не отметить ироничность этого названия, в том смысле, что здесь было предостаточно людей, уподобившихся деревьям. Мне приходилось часами лежать под капельницей, и от безделья я изгалялся со словами, тем более что был такой заторможенный, что на одну длинную мысль успешно убивал целых полчаса. Почему бы не «Бревна»? Почему бы не «Сосновые иглы»? Теперь у вас только сосновые иглы! Ха-ха. Я валяюсь от смеха. Хотя я и так валяюсь… Ладно, не смешно.