Irin Joki - Страшные сказки ведьмы-воровки [litres самиздат]

– Ладно, как скажешь, так и сделаю, – сдался я, – но, Полианна! Значит ли это, что ты имеешь такое же право быть моей невестой наравне с госпожами Сьюзен, Энн и Филиси?

– Ох, ваше величество, – на глазах ее заблестели слезы, – вы так простодушны, что я, право, теряюсь, что вам на это ответить. Вот что, – она отвернулась, смахивая небрежно слезы, – вы завтра будете превосходно себя вести.

– Но, Полианна!

– Не перебивайте! – она вновь поглядела на меня, взяв за руки, – вам следует держать себя достойно и благородно. Поэтому завтра вы отправитесь на обед, вам представят ваших невест, и вы станете вести себя с ними безукоризненно. Вы должны жениться, ваше величество, и иного выбора у вас нет. Не будьте столь капризны и смиритесь со своей участью, как это сделала я.

– Давай сбежим, Полианна, прошу тебя! Давай скроемся с их глаз, и они нас не найдут! – взмолился я. Отчаянная надежда обжигала мою душу.

– Опять вы за свое! – нахмурилась она, – не вздумайте бежать! Аристократы вмиг вас поймают и ни за что не просят вам подобной выходки!

– Но мне совершенно не хочется подчиняться их прихоти! Уж лучше умереть, чем жить всю жизнь в неволе! Я не хочу жениться на той, которая мне совершенно не близка по духу! Я всегда мечтал иметь дружную семью, в которой все делалось бы по любви и по согласию! – я в ужасном отчаянии прижался к ней, крепко обняв, – ни за что не женюсь! Пусть господин Беднам делает со мною, что пожелает! Пусть хоть закопает заживо – не стану я жениться!

Полианна любовно погладила меня по спине, и умиротворяющим голосом заговорила:

– Ваше величество, я понимаю ваши порывы души, но прошу вас, проявите терпение и смирение. Госпожа Сьюзен, – она запнулась, – станет вам хорошей женой. Я слышала, господин Беднам склоняется больше в ее пользу в этом вопросе, а это очень добрый знак. Хотя госпожа Сьюзен больно любит покрасоваться на публику, она очень хорошая девушка, она будет заботиться о вас. А сейчас вам пора ложиться спать, иначе наутро вас опять будет сложно вытащить из постели. Отпускайте меня.

– Полианна, не уходи, прошу, ляг со мною, я не хочу, чтобы ты уходила.

– Я не могу лечь с вами в одну постель, – прошептала она, гладя меня и перебирая мои волосы, – вы и сами это знаете.

– Знаю, – с грустью проговорил я, – но мне очень хочется, чтобы ты просто побыла рядом со мной. Мне совсем не хочется, чтобы ты спала в комнате для слуг. Может, хотя бы один разочек ты поспишь здесь, как графиня? Если я тебя смущаю, я лягу в другой комнате.

– Как вы можете меня смущать? – дрожащим голосом проговорила она, – хорошо, ложитесь в постель, я потушу свечи».

Мур, не смея шелохнуться, сидел все на том же месте в баре, не чувствуя собственного тела. Время остановилось, пока он полностью погрузился в откровения Бельти. Не помня себя, он к своему ужасу обнаружил еще одну запись подобного содержания. Детектив огляделся вокруг в растерянности, словно не решаясь приступить к чтению. Рядом похрапывал пьяный Зиги, положив свою голову на барную стойку возле пустого бокала. Немая тишина воцарилась в каждом уголке этого мира, пока Лисц бросался в терзаниях и мучениях обнажить душу своего покойного друга.

«Моя дорогая Полианна была сегодня найдена повешенной в моей спальне. Мне даже не дали на нее взглянуть, и я не осмелился настаивать на своем. Мое сердце сжимается от боли, хотя честно признаться, я пока что не до конца осознал происходящее. Мне вовсе не кажется, что Полианны больше нет в живых – мне все еще кажется, что она просто уехала в город по делам. Я совершенно не нахожу себе места и не знаю куда мне себя деть. Я право не знаю, что и думать обо всем об этом. Теперь все мои порывы сбежать бесследно исчезли, и я даже готов безропотно принять свою участь, ведь бороться мне больше не за что. Господа и полиция замучили меня вконец, а господин Максималь и вовсе извел своими гадкими подозрениями относительно нашей связи с Полианной. Следил бы лучше за своей персоной. Куда им понять, что я ни за что бы не опорочил ее чести, никогда бы не обременил низменным и постыдным статусом любовницы. Она так плакала, прибежав ко мне в час ночи накануне.

– Ваше величество, мне нужно бежать! Бежать! – все повторяла она в страхе. Глаза ее блестели, переполняясь от боли.

– Что случилось? – опешил я. Уж больно она меня напугала.

– Бежать! Бежать, мне нужно! – вновь и вновь повторяла она, как завороженная, – ведьмы гонятся за мной!

– Боги, Полианна, что ты такое говоришь?! – в нервной тревоге воскликнул я, не зная как ее успокоить.

– Простите, ваше величество, я не могу вам рассказать, но мне нужно покинуть поместье, как можно скорее! – она поглядела на меня с какой-то невероятной печалью, отчего у меня сжалось сердце.

– Нет, как так! Если ты в опасности, тебе лучше остаться тут! Ведь я смогу тебя защитить! Полианна не убегай! – взмолился я, боясь, что уговоры мои не подействуют.

Она поджала губы, дрожа всем телом, ее лицо выражало невероятную муку, словно она вела нещадную борьбу внутри себя.

– Ваше величество, отпустите меня, – попросила она, и слезы заскользили по ее пухлым щекам, – прошу, простите меня заранее, прошу, ваше величество!

Полианна заплакала, и ноги ее подкосились. Она упала на пол, не успел я ее подхватить. Я мигом кинулся к ней, опустившись на колени – так мы и стояли. В конце концов, я согласился отпустить ее.

– Вот возьми ключ от спальни, сбеги из моих покоев. Все ходы ты прекрасно знаешь, а днем охотники на тебя внимания не обратят. Просунешь потом ключ в щель под дверью – я его подберу, – говорил я, обливаясь слезами. Она все трогала мое лицо и тоже плакала. И все шептала простить ее, и теперь я знаю о каком именно прощении шла речь.

Долго мы так прощались. Полианна обнимала меня, а мне так было страшно расставаться с ней. Нехорошее предчувствие зародилось в моей душе в тот миг.

Потом она ушла к себе в комнату, как только стало светать. Я не в силах уснуть, разбитый и убитый горем, побрел с утра на прием. А когда возвратился – ее уже не было в живых. Бедная моя, милая, Полианна! Ей, наверное, было невыносимо страшно, а я даже не смог ей ничем помочь».

Подавляя в себе острое чувство вины, Мур отложил папку в сторону. Он еще долго так просидел, погрузившись в собственное забвение, состоящее из тяжелых раздумий. Его мучили угрызения совести, несправедливость за Бельти, отчаяние и чувство упущенного момента. Душа его воспламенилась неистовой ненавистью по отношению к Жаклин и к ее приспешникам. Никогда еще детектив Лисц не воспринимал чужую трагедию так близко к сердцу, хотя это теперь была и его личная трагедия. Несчастный Бельти ни чем не заслужил подобных горестей для своего нежного сердца – вслед за отцом он потерял ту, которая дарила ему счастье и покой. А теперь их обоих нет в живых.