Соня Грин - Город потерянных [litres самиздат]

Мы сорвались вниз.

2

Этот сон никогда не закончится.

Я буду видеть мою Соньку каждую гребаную секунду, каждую гребаную минуту, каждую гребаную ночь. И она будет кричать мне: о боже, Аза, зачем ты закопала меня живьем, Аза, мне так больно, когда земля забивает мои легкие, Аза, о боже, Аза.... А я буду выть от бессилия, потому что уже ничего не могу сделать.

Оставь меня в покое…

Мои легкие прожгло огнем, когда я сделала первый вздох. Из глаз брызнули слезы, все мышцы до единой свело ужасной судорогой. Я кое-как повернула свою голову на бок, чуть слышно стоная. Очевидно, ясность ума ко мне пришла процентов на десять, потому что в ушах у меня звенело, а части тела не хотели подчиняться ни под каким предлогом.

Мы живы? Мы живы? Мы живы. МЫ ЖИВЫ!!! О ГОСПОДИ, АЗА, МЫ ЖИВЫ!!! В таком случае я бы предпочла остаться мертвой. Пессимистка. Мое тело болит так, словно по нему прошлось стадо слонов! Но мы живы! Ты – жива. Я – наполовину. Опять ты забываешь, что мы – одно целое.

Я сделала попытку открыть глаза. Не сработало. Я попробовала снова…

Серо-черное пятно стало потихонечку принимать видимые очертания. Стали различаться всякие тумбочки, столы с лежащими на них медицинскими инструментами, куски тряпья… Рядом со мной возвышалось серое нечто. Я прищурилась сильнее, пытаясь рассмотреть, что же это все-таки есть.

Спустя пару минут до меня наконец-то стало доходить, что это что-то живое.

И оно шевелится.

Мои внутренности разом завязались в тугой узел, пытаясь не выронить все то немногое содержимое, которое осталось после моего последнего перекуса. То ли от страха, то ли оттого, что за эти пару дней в моем рту не было даже и маковой росинки.

А потом случилось то, что заставило заработать мои мысли в другом направлении. Серое тряпье, которое прежде чуть видно покачивалось, резко развернулось и откинуло капюшон назад…

На меня уставились два серьезных глаза с разными по цвету радужками. Один представлял из себя коричневую, вполне человеческую, радужку, а вот вторая была какой-то неестественно бледно-голубой, без зрачка, сильно косящей в сторону, и, казалось, совсем не смотрящей на меня. Карие волосы прядками свисали вниз, ложась на широкую переносицу юноше. На щеке был чуть заметный шрам. Он рассматривал меня с минуту, пока я не закашлялась.

Юноша поднялся на ноги и слегка пнул меня ботинком.

– Пошел вон! – я попыталась встать, но все, что мне удалось – опереться на локти и снова зайтись в приступе сильного кашля.

И только тут я заметила еще одного человека.

Нет, она не была мне знакома. Все, что выдавали в этом женскую особь – аккуратные тонкие пальцы в жестких брезентовых перчатках, покоящихся на талии. Накидка представляла их себя темно-серое месиво «чумного доктора», с кучей побрякушек на поясе, всякими зельями в колбах и с классическим «черепом» вороны, сверху которого была нахлобучена черная шляпа с широкими полями. Ботинки были твердыми, грубыми. Оголенная рука сжимала длинный жезл с шипом на конце. Девушка стояла неподвижно, изредка покачивая головой, смотря то на меня, то на юношу, не решаясь начать диалог первой.

Парень откашлялся.

– Проснулась… – протянул «Чумной доктор». – Мы думали, что ты копыта откинешь.

– С чего бы? – я ухмыльнулась. – Для вас будет новостью, что я довольно живучая тварь.

– В отличие от твой друг, – подал голос парень, акцент которого порезал мне уши хуже любой мясорубки.

Я встрепенулась.

О нет.

Кир.

– Что с ним?! – я быстро села, отодвинувшись от парня.

– Да ничего, – махнул рукой Доктор. – Оклемается. Не баба.

Так, мозг, работай давай. Что они хотят с нами сделать? Пытать? Заставить отдать самое ценное (несомненно, карту, которая хоть как-то связывает нас с Шарлотт)? Держать в заточении, пока мы корни не пустим? При мысли о том, что это уже более разумные существа, чем дикари из Слипстоуна, и что сбежать нам от них ну точно не получится, мои внутренности сжались в плотный клубок.

– Где Кир? – повторила я, и мой голос сорвался. – Где я?

Мальчишка с одним невидящим глазом рассмеялся:

– Не будем есть тебя, глупый. Мы спасать тебя от неупокоенных.

– Кого-кого?

– Правильно тебя он глупой назвал, – бросил Доктор, – ты же знаешь сама. Ты видела.

Мы «общались» друг с другом уже минут пять, но все, что было мне понятно, так это то, что мне ни черта не понятно .

Ты видела. Возможно, она имела ввиду всех тех неупокоенных в Слипстоуне, которых нам посчастливилось увидеть в первую ночь выживания? Неужели они могут менять форму на жутких вздутых от влаги утопленников? Я тотчас поделилась своими догадками с Доктором, на что получила положительный ответ. То есть, нормальный человек принял бы ее реплику за угрозу, но я была ненормальным человеком, который за несколько недель повидал столько, сколько человек не повидал бы за двести лет.

Тогда я попросила снять с Доктора «череп».

И она сняла.

Это была девушка лет девятнадцати, с большими серьезными и печальными светло-голубыми (на этот раз – не слепыми!) глазами и коротко остриженными белыми, как снег, волосами. Белесые брови в напряженной гримасе съехались на переносице. На левой щеке виднелась родинка в виде полумесяца.

Альбинос.

– Теперь ты удостоверилась, что мы безвредны? – протянула она с видимым британским акцентом.

Я истерически усмехнулась:

– Как сказать.

С одной стороны, мне было и страшно, и радостно одновременно, потому что я нашла живых людей, пусть и выглядевших так, словно они только что вернулись с хеллоуина. Но вопрос напрашивался сам собой: откуда они? Неужели тоже потерпели авиакатастрофу, летя рейсом номер восемьсот восемьдесят восемь, как мы все?

Я перевела взгляд на пространство. Мы находились в небольшой железной комнате, старой, как сам мир, и совсем не внушающей доверия. С дальнего угла помещение освещала воткнутая в подсвечник лучина. В углу были навалены металлические листы и осколки. Рядом было положено сено, служащее, по-видимому, кроватью. И это было всем, что можно было найти тут, не считая ужасного сора и отсутствия элементарной мебели.

– Ищешь ответ на свой вопрос, – незнакомка вплотную приблизилась ко мне, встав за спиной. – Будешь сопротивляться – твои внутренности очутятся развешенными на стене. Поняла?

Что-то острое, но тупое для того, чтобы разрезать кожу, уперлось мне в шею. Я часто закивала как китайский болванчик.

– Отлично, – она без особого энтузиазма похлопала меня по плечу. – Теперь к делу. Нам нужно сбежать с Алукейла.

– Кого-кого? – я прищурилась.

– Остров, на котором мы все сейчас находимся. Теперь у нас есть карта. И вы вдвоем.