Соня Грин - Город потерянных [litres самиздат]

– Когда ты ушла к Дэвиду, я взял ее за руку, и понял, что она умирает. Я спросил, не больно ли ей. И она ответила, что совсем скоро ей будет хорошо. Она еще сказала, что любит меня. И это было последним, прежде чем моя Сонька, закрыв глаза, тихо ушла… То ли это было каким-то предсмертным шоком, когда я стал ее трясти и она открыла глаза, уставившись на меня, как на идиота, который портки надел на голову, то ли еще чем-нибудь. И так было несколько раз. В конце концов я не смог ее добудиться. Я проверил пульс, сердцебиение, и пришел к выводу, что теперь Сонька не с нами… Вот и вся история. Теперь это будет сниться мне до самой смерти, этот поистине ужасный ужас.

Я хотела что-то ответить, но не стала.

Мы пошли дальше.

Мы шли вперед, не считая шагов и не меряя расстояния. Мы просто шли и не загадывали свое будущее. Мы прекрасно понимали, что наша жизнь может оборваться как через двадцать лет, так и через двадцать минут. Но мы просто шли.

Ландшафты менялись с поразительной быстротой. Исчезли густые рощи и деревья, вместо них появились поля с минимальной растительностью по меркам острова, на котором мы сейчас находились. Кир нес меня сзади на свое спине, потому что моя нога, где тянулся внушительный шрам от тумана, неистово ныла так, что я просто не могла на нее опереться.

Сонька уходила тихо.

Ей было не больно.

Нет, очевидно, физически ей было очень больно, потому что, почитай, в ее животе была огромная гноящаяся необработанная рана, и как следствие – сепсис, который и убил мою подругу. Но не больно ей было опускать нас… Кира, меня… Всех.

Она не думала о том, как нам будет дерьмово после того, как мы посмотрим на крест с криво нацарапанной надписью «Сонька Родригез: 2002–2018», она не думала о том, как мы будем существовать с этой болью. Было бы справедливо, если бы она хоть немного задумалась об этом, но такого не произошло. И поэтому еще тогдашняя Сонька сказала: Кир, мне хорошо , и покинула нас всех.

Где-то в траве стрекотали ночные обитатели, изредка кричали какие-нибудь птицы. Парень шел размеренными шагами, тяжело дыша и спотыкаясь через каждые пять-десять ярдов. Впереди, за немногочисленными деревьями, стало лениво выкатываться солнце, представляя нашему взору бледную светлую полоску утренней дымки.

Я пыталась уснуть, чтобы спросить Соньку, почему она вот так вот бесцеремонно нас покинула, но ежеминутные спотыкания Кира не давали мне это сделать. Поэтому я просто клала свою голову ему на плечо и, очевидно, думала о том же, что и он.

Сонька, почему ты так нас оставила?

Сон отступил.

Вот черт.

Сонька, за что?

Я открыла глаза, фокусируя взгляд на влажных комках земли и проростках изумрудной травы. В лицо дул прохладный ветер, конечности занемели. От злости мне хотелось плеваться. Почему ты не пришла ко мне снова? Я же так тебя просила… Просила всего ничего: только ответить на вопрос, почему ты так легко оставила нас одних…

Я приподнялась с земли, закидывая вечно лезущие волосы назад. Мы с Киром лежали рядом, а над нами возвышались могучие деревья, образуя лес. Вокруг росли какие-то бурые кустарники. Я встала на ноги, борясь с усталостью и покачиваясь на своих собственных ногах.

Черт, Сонька, ну почему?

Я стала нарезать круги вокруг спящего юноши, прихрамывая на больную ногу. И все же – я никогда не могла даже представить, что моя любимая подруга так поступит. От этого открытия кровь пульсировала в венах с утроенной скоростью, а сердце болезненно сжималось, доставляя неимоверную боль в груди. Интересно, все это время Кир думал так же? Его посещали мысли на тему того, что сказала Сонька перед тем, как уснуть навсегда? Или он уже закрыл эту тему для себя? Вопросов было много, но ответов не было вообще. Вернее, они могли бы быть, если бы кто-то навести меня сегодня во сне, но этого не произошло – ему , а точнее, ей нравилось смотреть, как мы страдаем и ломаем себе головы.

Кир проснулся спустя несколько минут, тогда, когда я, очевидно, хорошенько поднадоела ему своим топтанием.

– Добрый вечер, – я уселась рядом, отряхивая землю с худи.

– Добрый, – он инстинктивно посмотрел на давно остановившиеся часы на своем запястье. Те показывали время, когда наш самолет разбился и оставил на произвол судьбы – три часа и тридцать одна минута утра. Похлопал себя по щекам, потом посмотрел на небо, прикидывая сколько время. – Как нога?

– Все хорошо.

Для пущей правоты я аккуратно подпрыгнула пару раз над землей.

– Хорошо… – он медленно встал и потянулся. – По крайней мере, сегодня мне не придется тягать тебя. Я смертельно устал.

С этими словами юноша, беря меня за руку, хаотично направился вперед, ногами поддевая камни и подкидывая их.

Воздух еще не прогрелся окончательно, и почти каждую секунду по моему телу проходила волна мурашек. Теплый плед, еда и камин за королевство, – мелькнула мысль.

Чаща стала потихоньку редеть, отчего небольшие саженцы и проростки казались единственным, что напоминало бы о том, что кроме травы тут еще что-то может расти. Мы шли молча, изредка поглядывая друг на друга и шумно вздыхая.

В конце концов мои ноги, не выдержив ужасной нагрузки, сами подкосились и увлекли свою хозяйку за собой.

– Я больше не могу, – я уперлась лицом в колени. – Кир, я больше не могу. Я так устала.

– Мало ли что ты не можешь, – он толкнул меня в плечо, которое сразу же заныло так, словно мне в него выстрелили. – Поднимайся!

– Я не могу-у-у-у…

– Я тебя не понесу.

Мы уставились друг на друга.

Левой частью своей головы я понимала, что любое промедление может стоить нам жизни. Мы не замели следы, а, следовательно, Флоренс и Гарсиа уже летят за нами как стадо разъяренных питбулей. Но я также понимала, что, если я встану и пройду десять ничтожных ярдов, мои ноги от усталости откажут снова.

Мною овладело такое бессилие, что я просто улеглась на земле, беззвучно рыдая, как маленькая девчонка.

– Аза, – Кир ущипнул себя за переносицу, – я тоже устал, черт возьми! Но нам нужно идти! Нам нужно идти, Аза, если ты не хочешь оказаться со вспоротым брюхом!

Тогда я стала реветь в голос.

– АЗА, – юноша зарычал, – я тебя ненавижу. Вот честно.

– Ты прямо как Вторая Я, – сообщила ему я.

– Вторая… кто? Аза, это не смешно! Либо ты поднимаешься, – он топнул ногой, – либо я иду без тебя!

Почему-то мне захотелось хорошенько наподдать ему, но все, что мне удалось сделать сейчас – разреветься еще сильнее.

Кир потоптался на месте малость, борясь с желанием запинать меня ногами. Плюнул рядом с моей правой рукой, чтобы сказать этим, что я его еще никогда так не доставала, а потом, кряхтя и изрыгая проклятия, взгромоздил меня на себя.