Евгений Гиренок - Метанойя [litres самиздат]

Я вышел из камеры. Тут же последовал другой набор команд.

– Стоять. Лицом к стене. Не оборачивайся.

Он защелкнул на моих запястьях браслеты наручников, стянув их максимально туго, и приказал идти вперед по коридору. Мы вышли из подвала изолятора и стали подниматься по лестнице. К этому моменту я уже догадался, что меня ведут к следователю. Длинный коридор буквально купался в солнечных лучах, теплыми потоками вливавшихся через большие забранные решетками окна. И тем контрастнее проявлялась черная граница тени от широких простенков между ними. Свет и тень… Шаг– в свет, два шага– в тень…

Когда мы подходили к знакомому кабинету, его черная дерматиновая дверь открылась и в коридор выпорхнула девушка, такая же яркая, как и этот осенний день. Экзотическим цветком вспыхнул ослепительно-желтый короткий плащ, и мягкой светлой волной взлетели длинные шелковые волосы, отброшенные с лица изящным жестом тонкой руки, на которой блеснули золотые часики. Мое сознание четко отслеживало каждый миг происходящего и тут же записывало на жесткий диск памяти. Легкий поворот головы, вспышка узнавания, широко распахнувшиеся серые глаза и непередаваемая смесь удивления, испуга и радости. Дрогнувшие в тщетной попытке улыбнуться пухлые губы, красиво очерченные помадой и влажная белизна зубов. Кристальный блеск дорогого кулона на обтянутой тонким черным свитером груди в распахе плаща. Шелковые черные лосины, скользко облегающие красивые стройные ноги… Я остолбенел– это была Эля. И в то же время не она, а картинка из журнала мод. Куда делась та блеклая серая мышка в очках с толстыми стеклами, пробиравшаяся под дождем среди луж? Передо мной стояла воплощенная мечта, ожившая эротическая фантазия, наглядная иллюстрация сексапильности. И выглядела она до такой степени естественно, словно всю жизнь была именно такой, без тени фальши и стеснения. Ее секундное замешательство тут же растворилось в быстром потоке слов:

– Джем, любимый! Что с тобой сделали? Тебя тут бьют?! Мне сказали, что тебя подозревают в убийстве, но ведь это же не может быть правдой?! Ты ведь никого не убивал! Ты же все время был со мной, я им так и сказала! Не волнуйся, скоро все выяснится. Я тебя очень люблю! Слышишь, Джем? Я тебя люблю.

Опомнившийся конвоир резко скомандовал мне:

– Лицом к стене!– и властным голосом приказал Эле:– Гражданка, проходите живей! Разговаривать запрещено! Проходите, проходите!

Я жадно слушал стук удалявшихся по коридору шагов, чувствуя, как она постоянно оглядывается и с жалостью смотрит на меня. Сердце мое сжалось от тоски, хотя в глубине души остался какой-то осадок недоумения. Что-то тут было не так, но я не мог понять, что же именно.

В кабинете витал тонкий аромат дорогих духов, резко выделяясь на фоне ставших уже привычными конторских запахов. Сергеев сидел за письменным столом Михалыча, подперев голову рукой, как бы пригорюнившись, и уставившись в какую-то точку на стене,– то ли мечтательно, то ли обалдело. Конвоир отстегнул наручники, я вытащил сигареты и закурил, достаточно бесцеремонно поглядывая на следователя. Кольцова еще не пришла и, предвидя мой вопрос, Сергеев чуть раздраженно сказал:

– Идет, идет. Уже поднимается сюда.– Он помолчал и глубоко вздохнул.– Да. Джем, задал ты мне задачу. Подружку свою видел сейчас? Она утверждает, что ты с утра до глубокой ночи находился у нее дома и никуда не отлучался. Ну, положим, это заявление само по себе особой роли не играет, потому что, теоретически, ты мог и договориться насчет алиби. Но теперь выплывает еще соседка, которой ты якобы давал соль. За ней уже поехали оперативники, привезут ее сюда, мы опознание сделаем и допросим ее.

Я пожал плечами.

– Я тебе еще вчера говорил, что в этом убийстве не замешан. Ты мне не веришь, а зря. Твои свидетели просто что-то путают– ведь могло быть так, что убийца просто похож на меня? В жизни всяких совпадений хватает. Я как-то по телику видел передачу типа криминальной хроники, документальную. Так там рассказывали, как один бандит был очень похож на другого, и за этого другого выдавал себя, даже преступления совершал его «почерком». И представляешь, менты искали-искали, все улики, все показания свидетелей, все указывает на одного человека, а он, оказывается, уже несколько лет наказание отбывает в колонии. А если бы он, к примеру, на свободе в это время был? Кто бы ему поверил, что это не он?

Сергеев задумчиво закивал головой.

– Да, да, я знаю про этот случай. Действительно, можно сказать, повезло мужику, что он сидел. С такой биографией его бы и слушать никто не стал, упаковали бы как миленького.

– Вот видишь. А где гарантия, что сейчас не происходит то же самое? Ты ведь ухватился за своих теток и кричишь– мол, убил, убил. А у тебя даже сомнений никаких не возникло– да зачем они мне нужны, убивать их, если я даже и не знал их?

Сергеев встрепенулся:

– Да откуда же у меня возьмутся эти сомнения, если ты даже показания давать отказываешься? Вот взял бы да и объяснил, что так, мол, и так, потерпевших знать не знаю, убивать не убивал.

Я ухмыльнулся.

– Ну да, а потом ты каждое слово наизнанку вывернешь, свои домыслы да выводы понапишешь, да заключение сделаешь, что на самом деле подозреваемый хочет уйти от ответственности за содеянное, и совершенно спокойно упакуешь меня как миленького, что я не верблюд? Нет, Антон, есть такая штука– презумпция невиновности, тебе ведь о ней рассказывали в универе? И я тебе повторю– я ни в чем не виноват, этого убийства не совершал. А если у тебя другая точка зрения, то доказывай ее сам. Глупо здесь рассчитывать на мою помощь.

Он обиженно пробубнил:

– И докажу. Хоть мне это очень неприятно делать, но перед законом все равны. И если совершил преступление, то за него придется отвечать.

Я ему даже ничего говорить на это не стал. Оглядевшись по сторонам, я заметил на подоконнике маленькую синюю книжечку в клеенчатой обложке, похожую на записную. Я видел такие раньше в одной благотворительной организации и сейчас уточнил.

– Антон, на окне книжка– это Новый Завет?

Он обернулся.

– Да, Новый Завет. В прошлом месяце приезжала тут одна финская или шведская делегация евангельских христиан. Все смотрели– высматривали, как у нас заключенные содержатся да не нарушают ли права человека. Потом в следственный изолятор поехали, а после, говорят, в какую-то колонию. И с собой столько литературы всякой понатащили– и буклетики разные, и проспектики, и вот эти книжечки. Вот людям на месте не сидится! Или им делать нечего? Я так вообще подозреваю, что это типа экстремального туризма у них– вроде бы и цель благая, а заодно и мир посмотреть можно. Такие бабульки старенькие, дома им скучно, вот и нашли себе занятие– о преступниках заботиться. А задуматься не хотят, что у каждого такой хвост злодеяний…