Евгений Гиренок - Метанойя [litres самиздат]

– И что мне делать?

– Сначала понять, осознать то, что разделяет тебя и Бога, осознать свой грех. А потом очиститься от него, избавиться от него– ведь нам оставлено покаяние, и именно покаянными слезами призывается Милосердие Господне и Его любовь. Слово «грех» значит ошибка, и открывая его, мы признаем свои жизненные ошибки, признаем свою неправоту пред Богом. И именно в покаянии ощущается душа и разрушается стена греха. «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Через покаяние мы познаем самих себя, познаем собственную душу, познаем окружающий мир. И только через глубокое, искреннее покаяние в сердце происходит встреча с Богом.

– Но я не умею каяться, батюшка…

– Моли Бога, и Он откроет тебе душевные очи, как отверз глаза слепому. И ты увидишь весь смрад греха, и ужаснешься, и заплачешь, и покаешься. Пойми одно– к Богу нельзя прийти собственными усилиями, полагаясь на свой труд; Он Сам приходит, когда видит, что ты готов Его принять. Начни– и Он продолжит, сделай шаг– и Он сделает два, попроси– и Он поможет.

– Но как начать?

Он улыбнулся.

– Да прямо сейчас. Ты крещеный?

– Да, но это было очень давно, в детстве. А так– я даже крестик и тот не ношу.

Батюшка с легкой укоризной покачал головой.

– Плохо. Но не смертельно.

Он подошел к деревянному резному столику в углу и, открыв стоящий на нем железный ящичек, достал из него несколько нательных крестов на шелковых нитках. Отделив один, он протянул его мне, а остальные убрал обратно.

– Вот, возьми– это знак того креста, что возложен на тебя Господом. Неси свой крест со смирением и ясным сознанием, а все остальное приложится.

Я надел крестик и, поцеловав его, внезапно решился:

– Батюшка, а могу я попробовать исповедоваться?

– Для этого всегда время подходящее, а сейчас особенно. Мне только необходимо приготовиться– облачиться надлежащим образом.

Он на несколько минут вышел в боковой придел, а вернулся уже в епитрахили и поручах. Повернув меня лицом к алтарю, он встал рядом и начал читать молитвы. Я почти не разбирал слов– церковно-славянский язык воспринимался как красивая, но непонятная вязь с каким-то особенным внутренним ритмом. И душа чувствовала этот ритм, проникаясь необыкновенным присутствием Бога. Когда отец Григорий, заканчивая молитву, возвел глаза к иконе Спаса Нерукотворного и сказал: «Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое…», я нисколько не усомнился, что так и есть.

И мы начали. Я потерял счет времени и даже воспоминание о нем, словно оно перестало существовать, я впервые в жизни попытался искренне говорить о себе, ничего не тая, не пытаясь оправдываться и выглядеть лучше. Мне было и стыдно, и трудно, но я понимал, что если хочешь исцелиться, то надо подробно и правдиво поведать врачу о своей болезни. Я говорил и говорил, и когда мне казалось, что сказал все, батюшка задавал вопрос и поднимал новый пласт, о котором я даже и не подозревал. Я никогда не думал, что зло так сильно пустило метастазы в моей душе, так срослось с ней. Получалось, что вся моя жизнь– это сплошной сгусток греха, непрекращающаяся ошибка. Комок грязи, маравший все, к чему прикасался. И я вдруг понял, что давно уже повинен смерти, и только бесконечная милость Божия может меня спасти. Спасти от чудовищной власти греха надо мною, над моими мыслями, моими словами, моими делами. Власти, которую обманом захватили призраки, потерявшие возможность реального бытия и теперь стремящиеся ложь сделать истинной, помочь ей обрести действительность и сделать мою жизнь адом. И однажды попав под эту власть и впустив в свою душу зло, я уже не могу сам избавиться от него, как невозможно самому вытащить себя за волосы из болота. Призраки обрели сущность и стали управлять моими мыслями, моими желаниями, моей волей, постепенно убивая ослепшую душу, которая даже и не понимала, что с ней происходит. Но для того и пришел Иисус на землю, чтобы разрушить это плен, освободить гибнущие души и подарить им жизнь. Иисус Спаситель, Господь мой и Бог мой… «В бездне греховней валяясь, неизследную милосердия Твоего призывая бездну…» Слезы душили меня, в носу щипало, а в горле сжался ком, так что даже и говорить было трудно. В какой-то момент я замолчал и просто заплакал, тоскуя по распятому мной Господу, Которого я предал, от Которого отрекался своей жизнью, от Которого убегал, боялся и ненавидел. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго. Я знал, что Господь слышит меня, я чувствовал. Как Он стоит рядом и вопрошает, как когда-то вопрошал Петра: любишь ли Меня? Я сокрушенно кивал головой и шептал: да, Господи. И с души спадали тяжелые цепи, освобождая ее полет, и она радостно трепетала, взмывая в небо и прикасаясь к чудесному Свету, и тут же возвращаясь обратно, как бы приглашая взлететь тело и наполняя его необычайной легкостью.

И когда батюшка покрыл мою голову епитрахилью и прочитал разрешительную молитву, я почувствовал, что уже никогда не смогу забыть это состояние– состояние души, сбросившей непомерный груз греха и вырвавшейся из мрака пустоты. Вырвавшейся из ада.

Отец Григорий немного устало улыбнулся и крепко обнял меня.

– Все, сыне, первый шаг сделан. Теперь главное– не останавливаться, а идти и идти. Ты будешь спотыкаться. Ты будешь падать, но все равно вставай и иди. Ведь нам оставлено покаяние, и ни в чем ином нет такой радости жизни. Толька эта радость, радость души обретающей Бога, является настоящей. В нашем бытии никто не сможет отнять ее у кающегося человека. Совершенных людей нет, все мы грешны, но как только грех омрачает твою жизнь, спеши принять лекарство покаяния. Ведь не здоровые нуждаются во враче, а больные, и Христос пришел не праведных, но грешных призвать к покаянию и спасти. Аминь.

Мы еще долго потом разговаривали о вере– батюшка рассказывал мне о Православии, о Церкви, о богослужении, о Святых Таинствах, и я только поражался– как же я раньше жил без этого? И лишь когда в узких окнах храма забрезжили первые проблески серенького рассвета и начали приходить люди на утреннюю молитву, отец Григорий попрощался со мной и велел почаще приходить. Но я и сам чувствовал, что теперь просто не смогу не ходить в церковь. Меня действительно переполняла необъяснимая внутренняя радость– тихая и спокойная, кроткая и нежная. Мне хотелось улыбаться всем людям, хотелось каждому подарить частицу своего настроения, своей радости, своего счастья.

Я вышел из храма и полной грудью вдохнул холодный утренний воздух. Утро– самое подходящее время, чтобы начинать новую жизнь. Все казалось мне прекрасным– и эта скромная деревянная церквушка, и старинное кладбище, и речушка, шумящая поодаль, и город, досматривающий предрассветные сны. Я действительно люблю этот мир, созданный Богом, эти небо и землю, это солнце и эти звезды– слава Богу за все!