Татьяна Филатова - Пансион благородных девиц [litres самиздат]

Шуршание. Он резко повернул голову вправо и заметил пышную черную юбку.

– Кларисса? – негромко позвал он. Юбка скрылась в коридоре, продолжив шелестеть там. Генри пошел за ней. – Кларисса! – позвал он немного громче.

– Генри? – услышал он голос Клариссы за своей спиной. Женщина в белом шелковом халате, накинутом на ночную рубашку, шла со стороны галереи, держа в руках подсвечник с тремя горящими свечками.

– Но… – начал было Генри. – Платье… Я видел платье, – сказал он.

– Платье? – удивленно переспросила Кларисса и взглянула на свой белый халат. Ее волосы были распущены и спускались с плеч на грудь волнистыми локонами. Генри бегло посмотрел на нее (совсем не так, как привык смотреть его внутренний художник), затем он повернулся в сторону, в которой видел и слышал платье.

– Там, – указал он, – была женщина в черном платье. В ее платье, – он показал пальцем на изображение Абигейл.

– Я думаю, тебе показалось, – сказала Кларисса. – Видимо, сгорел трансформатор… Печально, но такое уже случалось.

– Кларисса, – продолжал Генри, – я видел женщину в платье Абигейл.

– Дорогой мой, сейчас это платье висит в моей комнате, – ответила женщина. – И я видела его, когда выходила оттуда пять минут назад. Как видишь, я сейчас не в нем, а кто-то другой не успел бы его надеть так быстро.

– Но я видел…

– Тебе показалось. Я уже говорила, это старый дом. Он…

– Хватит! – закричал Генри. – Я видел женщину в черном платье! Я бы мог отнести все свои кошмары ко снам, сослаться на сдвинувшиеся мозги после того, как мозги моего шефа заляпали мои ноги. Но я не псих! А в призраков, что бы вы мне не внушали, я не хочу верить! Зачем вы меня пугаете?!

– Что здесь происходит?

Оливия спустилась со второго этажа, светя фонариком себе под ноги. Она была сонной.

– Твой жених решил, что мы хотим его запугать, – спокойно сказала Кларисса.

– Что за бред, Генри? – возмутилась Оливия. – И что со светом?

– Генератор, – сказала Кларисса. – Я так думаю.

– Оливия, – сказал Генри, – я не сошел с ума. Но, я клянусь тебе, что только что видел женщину в черном платье. В том самом черном платье.

– Абигейл? Ты думаешь, что видел Абигейл? – вполне серьезно спросила его Оливия.

– Нет! – взмолился Генри. – Я не хочу верить в призраков.

– Конечно, мальчик мой, проще все списать на уставший мозг, – печально произнесла Кларисса. – Утром проверим, что с генератором. А пока – всем спокойной ночи. Оливия, проведи своего молодого человека в вашу комнату. Я надеюсь, Генри, – сказала она перед тем, как выйти из галереи, – что завтра мы окончим наш совместный труд. Я признательна тебе за это, прошу простить меня, если я была резкой. Наши слабости не должны влиять на искусство. Верно?

– Верно, – обреченно кивнул Генри. Кларисса оставила их одних. – Оливия, если ты не против, я выйду во двор. Мне нужен свежий воздух.

– Конечно, Генри, конечно, – согласилась Оливия. – Дать фонарик?

– А как же ты?

– Я знаю этот дом, как свои пять пальцев, и легко найду дорогу даже в темноте, – сказала с легкой улыбкой на губах девушка.

– Не будешь бояться?

– Кого? – рассмеялась она. – Это пусть они меня боятся. Держи. Я буду тебя ждать.

– Не хочешь со мной? – спросил Генри.

– Я думаю, тебе надо побыть одному, – сказала Оливия и пошла наверх.

Генри смотрел ей вслед, освещая лестницу фонарем. Затем он пошел в коридор, где, как он был уверен, несколькими минутами ранее прошла женщина в черном платье. Он вышел в холл, подошел к входной двери и повернул ручку. «Открыта, – подумал Генри, – дверь всегда открыта, как и ворота. Они не боятся, что к ним кто-то вломится?»

Он вышел во двор. Свежий ветер, что дул из леса, стремительно наполнил легкие свежестью, оставив в носу приятный аромат хвои. Генри присел на ступеньки и выключил фонарь. Все, что он видел перед собой, было прекрасно. И это «прекрасно», наверняка, разглядел бы не только художник, но и простой человек.

На какое-то время Генри стало очень спокойно. Оливия была права – ему необходимо уединение. Нет, он не хотел дочитывать «Портрет Дориана Грея» просто потому, что он никогда особо-то и не любил читать! Он не хотел выслушивать рассказы Клариссы о ее многочисленной покойной родни, и наплевать на не состыковки а датах. Ему было хорошо теперь, здесь: во дворе огромного старого дома, стоящего в центре древнего леса. Он – художник, и сейчас он любуется красотой ночи. Возможно, он когда-то по памяти нарисует то, что видит сейчас. Но лишь по памяти, задерживаться или возвращаться сюда он не хочет.

– Генри, – услышал он. Генри никак не отреагировал, потому что, он был уверен, что это ему лишь показалось, ведь лес шумит, листва шелестит на ветру. Шелест… Может и вправду не было никакого платья, лишь шелест листвы… Но откуда в доме ветер?

– Генри… – зов повторился. На этот раз сомнений не было, Генри услышал свое имя.

– Кто здесь? – он встал на ноги и включил фонарь. Ему показалось, что голос позвал его в третий раз. Генри стал светить в разные стороны, но никого и ничего не замечал. Он спустился со ступеней, прошел немного вправо. Сделав несколько шагов, он остановился, как вкопанный. Фонарь был слабым, но он смог осветить темную женскую фигуру, на которой было надето пышное (наверняка, черное, подумал Генри) платье. Женщина стояла недалеко от домика, в котором жила Виктория. Она просто стояла: ровная осанка, руки сложены в замок на уровне живота, волосы подобраны. Женщина находилась на расстоянии примерно ста метров от Генри и не шевелилась.

– Я видел ее, – тихо себе под нос произнес Генри, – я видел ее. – Абигейл? – сказал он громче.

Женщина развернулась и пошла в сторону небольшого домика. Генри молча светил ей вслед, пока она не скрылась в деревьях за домом. Он знал, что за ними находится, и почему-то ему казалось логичным, что женщина ушла именно туда.

В доме Виктории загорелся свет. Она подошла к окну, держа в руках свечу в подсвечнике, отодвинула занавеску. Генри смотрел на нее, а она на него. Это длилось несколько секунд, а потом она задернула штору и задула свечу.

«Я никому ничего не расскажу, – подумал Генри, глядя то на дом Виктории, то вслед женщины в черном платье, – или сочтут, что я псих, или, если они знают обо всем, только высмеют меня».

Он развернулся, чтобы уже вернуться в дом, но от ужаса уронил фонарь на землю: перед ним стояли те самые восемь мертвецов, восемь высохших мертвых тел. Они были ближе, чем расстояние вытянутой руки. Генри задрожал от ужаса.

Парень в джинсах потянул к Генри свои костлявые пальцы. Он положил свою руку ему на плечо и, что было силы, сжал ее. Генри оттолкнул от себя того, кого он назвал в прошлый раз Джонатаном, и отпрыгнул назад.