Екатерина Соболь - Опасное наследство [litres]

– «Очень интересно»? – не выдержал я. – Интересно?! Бен! Мертвая старушка восстала! Гарольд восстал! И по-моему… – Я тревожно огляделся, прислушиваясь к далеким звукам, – они не единственные. И ты вот это называешь словом «интересно»?!

– Безусловно! Сам вдумайся! Камень, прижатый к груди нашей общей знакомой, оживил ее полностью, как и должен был по легенде. – Он вцепился мне в плечи, взбудораженно тараторя, как ребенок, рассказывающий о потрясающей новой игрушке. – Но мне удалось закрепить камень на самом конце провода, обмотав вокруг него проволоку с высочайшей электропроводимостью. Сила тока, похоже, многократно усилила свойства камня. Да еще новый генератор Майкла, который ты принес мне, – он совершенен! В несколько раз более мощный, чем прошлый! Эта непонятная… – м-м… назовем ее пока магией, за неимением лучшего слова, – магия сплелась с мощью науки. – Он переплел пальцы обеих рук. – И вызвала вспышку невероятной силы! Но почему ты в порядке, а остальные так странно себя ведут?

– Потому что в провод ты вставил только камень жизни, – прошептал я.

– Да, это так. Я пытался для верности вставить все три, но не получилось их закрепить.

– Камень дал мне немного жизни, а душа и разум были и так при мне. А старушке и Гарольду он дал просто немного жизни, они ведь были по-настоящему мертвы.

Бен крепко задумался, а я тем временем огляделся, вспомнив про Молли. Она, как выяснилось, не очень-то интересовалась происходящим. Стояла рядом и с широкой улыбкой ощупывала свои руки, лицо и волосы. Похоже, осязание к ней вернулось. Закончив изучать себя, она начала трогать забор, мостовую, ткань своей одежды, – в общем, выглядела бы городской сумасшедшей, если бы в городе сейчас не происходили вещи куда безумнее.

– Джонни, я понял! – воскликнул Бен. – Ты прав: в сказке Мерлин вернул парню жизнь первым камнем, и тот очнулся вот таким, как эта старушка. Мне нужно просто запустить машину снова, но с другими камнями, и тогда к восставшим вернутся душа и разум. Гениально!

Он бросился обратно в наш сад. Я отправился за ним, а Молли, продолжая дотрагиваться до всех поверхностей, – за мной. Когда я зашел в сарай, Бен лихорадочно раскручивал ручку генератора. К проводу был примотан камень – видимо, уже другой. Бен приложил край провода к железному столу. Никакой вспышки не последовало. Он попытался вместо стола использовать мешок, деревяшку и даже ботинок. Результат все тот же.

– Хм. Видимо, ее тело сработало как проводник, – забормотал Бен. – Но ты все-таки иди проверь, как там на улице, – вдруг все уже исправилось, просто в этот раз без световых эффектов?

Я пошел обратно. Ходить было не так тяжело, как в последние сутки, но я с ужасом понял, что в моей походке появилось что-то схожее с неуклюжими деревянными шагами старушки и Гарольда, – видимо, из-за слишком медленного пульса мозг не успевал как следует управлять ногами. Нет, нет, я не буду об этом думать.

Молли не думала уж точно. Куда больше, чем особенности моей походки, ее волновало открытие, что вещи можно не только трогать, но и нюхать. И пробовать. Поэтому, шагая за мной, она подобрала с земли пригоршню снега и начала с наслаждением ее жевать.

Старушки на улице уже не было, зато мимо меня прошествовал старик, одетый в генеральский мундир. Я заторможенно посмотрел ему вслед. Он меня не заметил. На этом я посчитал проверку завершенной и пошел обратно к Бену.

– Не сработало.

– Хм, – ответил Бен. – Как же трудно работать, когда не знаешь всех физических свойств этого камня! Но таков труд ученого – двигаться впотьмах ради прогресса человечества.

– Я бы не назвал то, что творится на улице, прогрессом человечества, – не удержался я.

– Чудесный запах, – простонала Молли, которая нашла на полу засохший ломтик апельсина.

Я невольно улыбнулся. Вот уж кого стихийное бедствие, которое мы учинили, не волновало. Молли была слишком счастлива от того, что жива, и от этого я испытывал какое-то огромное, острое чувство – наверное, тоже счастье. Я уступил ей камень, я спас кому-то жизнь и теперь созерцал дело рук своих. Никто из моих воображаемых Джонов Гленгаллов еще не успел достичь чего-то реального, – а вот это было первым настоящим достижением, которое я мог записать на свой счет.

У меня перехватило дыхание, и я испугался, что отведенное мне время закончилось, я сейчас упаду и больше не встану, но с ногами все было в порядке, просто нос будто сжался изнутри, потом онемели глаза, а потом, когда я опять решил, что мне все-таки конец, из угла глаза выкатилась капля жидкости и поползла по щеке. Бен с интересом подошел, смахнул ее пальцем и этот самый палец облизал.

– Бен, фу! – зашипел я. – Ты что делаешь?!

– Это раствор, – торжественно заявил он, закончив облизывать палец. Мерзость какая! – Я уж надеялся, вдруг ты смог произвести настоящую слезу, но нет. Впрочем, это уже достижение: ты смог силой своего желания направить немного раствора в пересохшие слезные протоки.

– Я счастлив, – процедил я как можно злее, чтобы он не заметил, как я смутился.

Слезы на людях – это непозволительно. Оставалось утешать себя тем, что это не совсем слеза, так что вроде как и не считается.

– Бен, я серьезно тебе заявляю: если будешь таким мерзким, вряд ли ты однажды найдешь себе жену, – сказал я и нервно вытер щеку. – Или любого человека, который способен будет тебя терпеть.

– Не очень-то и хотелось, мне одному хорошо, – фыркнул Бен. – Жизнь ученого – это борьба и лишения.

Я собирался тяжело вздохнуть, но после повторного оживления у меня словно уменьшился объем легких, и получилось только издать какое-то раздраженное пыхтение. Голос у меня теперь был чище, но тише: кричать наверняка не получится.

– Что будем делать? – спросил я.

Бен не ответил – размышлял. Молли была занята изучением разбитых склянок, нюхала их содержимое, иногда смешно морщась, и я решил ответить за всех.

– Давайте-ка ляжем спать. Завтра со всем разберемся, утро вечера мудренее.

– Неплохая мысль, – рассеянно кивнул Бен и приготовился завалиться на свои мешки, но я остановил его.

– Эй. Ты не забыл, что у нас есть особняк? Идем, поспишь для разнообразия на настоящей кровати.

Мысль Бену понравилась.

– Кстати, а все-таки чей это теперь особняк? – поинтересовался он.

– Ты не совсем сумасшедший, а я не совсем мертвый, так что, думаю, наш общий.

– Вот уж спасибо, – проворчал Бен, выходя на улицу.

Молли мне пришлось взять под локоть и увести: она напоминала щенка, которого впервые выпустили в мир, полный чудесных запахов и ощущений.

Ночь была прекрасна. Снег прекратился, земля сияла белизной, поблизости тихо булькала и плескала невидимая в темноте река. Больше никогда в нее не прыгну, даже чтобы искупаться: воспоминания о своем водном путешествии я сохранил самые скверные.