Екатерина Соболь - Опасное наследство [litres]

Молли нагнулась, погладила снег, потом слепила снежок и запустила его мне в спину.

– Что? – спросил я, не останавливаясь: был слишком занят тем, чтобы идти красиво, а не как остальные восставшие. Получалось не очень хорошо.

– Есть хочу, прямо не могу, – сказала Молли. – Осталось чего или наши слопали все?

– Вот и проверишь.

Мы зашли в дом. Несмотря на темноту, он больше не казался мне угрожающим. Теперь я знал его секрет, и почему-то от этого мне стало спокойнее. Молли, наслаждаясь новообретенными возможностями, помчалась в столовую бегом – вот теперь она топала как слон, не то что раньше. Раздался деревянный стук поленьев и треск огнива. Судя по всему, Молли разжигала камин.

– Мистер! – гаркнула она во всю силу своих живых и здоровых легких. – И вы, доктор! Идите греться, а я пожевать найду!

– Вообще-то я не доктор, – сказал мне Бен, стаскивая промокшие от снега ботинки. – Но мне приятно, не буду ее переубеждать.

Мы зашли в столовую – ту самую, где все еще валялись остатки ирландского пиршества: перевернутые стаканы, пустые тарелки. Еды на столе, правда, не было – они съели все до крошки. Шаги Молли простучали по комнатам, потом вниз, потом снова наверх, и она влетела в столовую с горшком, перевязанным лоскутом ткани.

– Вот, в прошлый раз не заметила. А так в кладовой нет больше ничего, все тогда вынесла. – Она развязала тряпочку и шумно понюхала горшок. – Черносмородиновое варенье! Помираю с голоду!

И с этими словами она поднесла горшок ко рту и начала шумно лакать варенье.

– Да что ж такое, – простонал я. – Хоть у кого-то тут есть малейшее чувство приличия?

– М-м-м, – довольно протянула Молли и с трудом оторвалась от варенья. Над губами у нее остались смешные темные усы. – Точно. Прощенья прошу. Хотите, доктор? Надо было вам первому предложить.

– Ничего, давай сюда, – великодушно кивнул Бен, который, похоже, таял, когда его звали доктором.

Он припал к горшку и так же сочно, невоспитанно и аппетитно начал хлебать варенье. Я уже выяснил, что тяжелыми вздохами свое неодобрение показывать не могу, и постарался вложить его во взгляд. Никто и внимания не обратил. Что за безобразие.

– Вы где спите? – Молли набрала дров из подставки и помчалась с ними в сторону лестницы. – Ух, я такие силы в себе чувствую! Показывайте, я огонь разожгу, в тепле отдохнете! Давайте, давайте! О, я знаю, спальни там, наверху!

Она помчалась наверх, грохоча дровами. Мы с Беном переглянулись, видимо, думая об одном и том же: в этом доме со времен нашего детства не было так шумно.

Вскоре Молли развела огонь и в спальне Бена, и в моей. Нашла в комодах чистое постельное белье и застелила кровати. Собиралась протереть пыль в темноте, но пришлось ее остановить: жажда деятельности не должна выходить за рамки здравого смысла.

– Благодарю, – неохотно произнес я то, что никогда еще не говорил слугам. – А теперь можешь идти спать. Где-нибудь.

– Да уж найду место, комнат у вас тут уйма. Вы не против, если я на кровать лягу?

– Пожалуйста, – великодушно разрешил я. – Только не на мою.

Она хохотнула и направилась к двери.

– Вот вы озорник! – весело крикнула она уже из коридора.

Понятия не имею, что ее так развеселило. Моя кровать самая удобная в доме, я нарочно сравнил все матрасы, когда вернулся из пансиона, и забрал себе лучший. Теперь я с чувством выполненного долга мог улечься на него, хоть в глубине души боялся лежать неподвижно – помнил, как трудно было после этого двигаться. Но я так устал, что растянуться на свежем белье, даже если не можешь почувствовать его запах и мягкость, было чудесно.

Способность спать ко мне так и не вернулась. Я долго смотрел в потолок, но глаз так и не сомкнул. Впрочем, мне было хорошо, уютно и спокойно, неподвижность больше не вызывала того свинцового отупения, как в прошлом. Интересно, каковы условия моего возвращения на этот раз? Станет ли мне хуже? Как долго я смогу оставаться таким, как сейчас?

Об этих вопросах без ответа я и размышлял, пока не наступил рассвет. С первыми же лучами дом ожил. То тут, то там раздавались уютные звуки: шаги, хлопанье дверей, плеск воды, стук поленьев, шуршание метлы. Все это продолжалось довольно долго, но я не пошел смотреть, что творится: лежал и слушал звуки дома.

Часа через полтора ко мне заглянула Молли. Вид у нее был совсем не тот, что вчера: она вымылась, отмыла волосы, вполне прилично уложила их в прическу, а также надела очередное платье моей матери, на этот раз – бледно-розовое, зимнее, с длинными рукавами и высокой талией, модной в начале века. На голове у нее красовалась небольшая шляпка.

– Доброе утро, вы живой? – заулыбалась Молли. – Проснитесь и пойте, мистер! Я воды натаскала.

Она распахнула дверь и втащила в спальню кадушку, расплескав немного на платье и себе на ноги.

– Я вам такое сейчас покажу! Ух, как холодно, оказывается, на улице-то! Платье я из комнаты вашей матушки принесла, вы ж разрешили в тот раз, но верхней одежды не нашла, поэтому какой-то плащ из прихожей взяла, ваш, наверное. Сбегала сначала к реке за водой, а потом в город, еды купить. Чай, хлеб и все такое. А там что творится!! Продавец бледный был, вот прямо как вы, и ружье у него около прилавка стояло. «Мисс, – сказал он мне. Это меня так назвал, представляете? – Мисс, газеты уже почти закончились, берите, что осталось». И бумажки мне дает, газеты, стало быть. Я и взяла – выто вроде читать умеете! А он мне все на словах рассказал. Жуть какая! Вот, держите, там, наверное, все написано.

Молли швырнула мне на кровать стопку газет. Я хотел отругать ее – газеты надо подавать аккуратно, – но тут увидел заголовок «Таймс» и обо всем забыл.

«СТРАНУ НАВОДНИЛИ ЖИВЫЕ МЕРТВЕЦЫ. ПРОИСКИ ДЕМОНОВ ИЛИ ПРИРОДНОЕ ЯВЛЕНИЕ?»

Не ожидая ничего хорошего, я взял газету «Фигаро в Лондоне»: «ПРЕДВЕСТНИКИ АПОКАЛИПСИСА УЖЕ СРЕДИ НАС». Час от часу не легче!

«Пенни»: «ОТ ШОТЛАНДСКИХ БОЛОТ ДО БЕЛЫХ СКАЛ ДУВРА. ОНИ ПОВСЮДУ».

«Сатирик»: «ВСЕ ПРОЯСНЯЕТСЯ: ВЕЧЕРОМ СЕМНАДЦАТОГО МАРТА ВОССТАЛИ ВСЕ, КТО УМЕР ЗА ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ СУТКИ».

«Эпоха»: «УЧЕНЫЕ В НЕДОУМЕНИИ, СТРАНА В УЖАСЕ. КТО ЗА ЭТО ОТВЕТИТ?»

И все это – в сопровождении иллюстраций, на всех примерно одно и то же: бредущие куда-то люди с пустыми глазами. Я подавленно уставился на ворох газетных листов. Дела были куда хуже, чем представлялось мне с вечера. Пострадал не только наш квартал. И не только Лондон.

Но был еще один, куда более мелкий и практический вопрос, который также меня волновал.

– А где ты взяла деньги? – поинтересовался я у Молли.

– Что? – невинно переспросила она.

– Деньги. На покупки и газеты.

Она покраснела. Прямо-таки отчаянно побагровела.

– Да я это… Ну, просто легла вчера спать в одной из комнат, а там такое зеркало красивое. Я на себя любовалась-любовалась – как же хорошо быть живой! – а потом взяла его к свету поближе, как-то на раму нажала, а там ящичек открылся, и оттуда прямо целый клад выпал!