Екатерина Соболь - Опасное наследство [litres]

Я задумался. Вообще-то мысль была неплохая. Я желал леди Бланш всякого счастья, да и отец в своем письме просил отнестись к ней с заботой и уважением. Счеты к паразиту Флинну у меня оставались, хотя, признаться, в основном я чувствовал приятное злорадство. Он понятия не имел, какое сокровище получил и упустил вместе с рубинами.

– Ладно, – милостиво кивнул я.

Улицы сегодня были удивительно пустынны, но мы все же постояли на тротуаре, ожидая, когда покажется хоть какой-нибудь экипаж.

– Я так счастлива, – вдруг сказала Молли.

– Рад слышать, – сдержанно ответил я, но в глубине души тоже почувствовал счастье.

Наконец показался экипаж, и весьма приличный. Возница притормозил, его лошади предсказуемо забеспокоились, но, думаю, они всякого насмотрелись за утро и устали шарахаться от странных запахов и непонятных личностей. Возница присмотрелся ко мне, но если я и выглядел странновато, то уж точно выигрывал по сравнению с теми, кто сейчас бродил по городу.

Я быстро сунул вознице крупную монету и влез в экипаж, как старик, – увы, гибкости в теле пока не прибавилось. Молли важно, как знатная дама, забралась вслед за мной. Она сияла так, что неловко было смотреть, и я не сразу, но понял причину: она никогда еще не ездила в таком богатом экипаже.

– Езжайте прямо, – сказал я, потому что, конечно, не знал адрес приюта для безработных ирландцев. – А дальше я покажу дорогу.

Пока мы ехали по городу, я замечал тут и там нетвердо шагающие фигуры в чистой, новой одежде: ну конечно, их ведь приодели для последнего прощания. В основном бродили старики, но попадалась молодежь и даже дети. Лошади дрожали и дергались, но бежали: кажется, остановиться им было еще страшнее, чем продолжать путь.

Направление я вспомнил легко, та прогулка с Молли, кажется, навсегда врезалась мне в память. Лавка с пирожными, которая так понравилась нам в тот раз, сейчас стояла темная, с распахнутыми дверями – наверное, хозяева в ужасе сбежали. Мне стало тревожно. Да и в остальном Лондон выглядел больным, заброшенным, будто заклятие Мерлина, отравлявшее мой дом, теперь растеклось по городу и дальше, по всей стране. Нужно было это исправить, иначе то, что сделали мы с Беном, окажется похуже, чем деяния Гарольда.

А вот Фоскад совсем не изменился с тех пор, как мы с Молли здесь побывали, – он еще тогда выглядел унылым и темным, так что испортить тут было нечего. Обшарпанная дверь была закрыта, но не заперта, – когда мы потянули за нее, она легко открылась. Внутри кто-то тихонько охнул.

Мы осторожно заглянули в главный зал. Я опасался наткнуться на Флинна, но его не было. Сбившись вместе, тут сидели те, кто устроился тогда ночевать около моего камина: старик, возница, мальчик, девочка и остальные. В тот раз у меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть каждого, и я даже не думал, что буду так рад снова их видеть в полном сборе.

Надо было нам с Молли заранее подумать, как начать разговор, но мы не подумали, и теперь при виде нас бедные ирландцы заорали, будто их режут. Ох, точно: они ведь считали Молли призраком.

– Тихо, не кричите, – взмолилась Молли.

– Ты мертвая. Как те, на улицах, – прошептала девочка, вытаращив перепуганные глаза.

– Нет, нет, я жива, смотри!

Она подбежала и схватила девочку за руку. Та взвизгнула, потом умолкла и сказала:

– Теплая!

– Вот! – Молли коснулась всех присутствующих по очереди. – Что вы тут делаете? Где остальные? Где Флинн?

– Ох, деточка, я уж и не знаю: ты жива иль мертва? – прокряхтел старик. – Чудеса вокруг творятся, видать, последние времена наступают.

– Жива, жива, – успокоила его Молли. – И всегда была жива. Мы разыграли Флинна, чтобы он признался в краже и в том, что меня ранил.

Это объяснение всех, похоже, удовлетворило, а я подумал, что Молли – отличный компаньон для путешествия: быстро соображает. Меня эти люди не узнали – видели только в темноте и считали призраком, так что не присматривались. Сейчас все глянули на меня с любопытством, но промолчали.

– Флинн увел остальных, – уже спокойнее продолжил старик. – Сказал, что скопил денег и нашел для тех, кто ему верен, место получше. Уж не хочу знать, как скопил-то. По-крупному наворовал, как же еще. Брюзжал, что не останется в этом рабском месте, купленном англичанином. Доброго Джентльмена он прямо ненавидит! Мы с ним не захотели идти, а прочие ушли: золотых гор он им насулил. Ты к нам, девочка? Хорошо, что пришла. Места тут много, тесниться не будем. Садись, расскажи, что с тобой случилось.

Молли вопросительно глянула на меня. Я понял, о чем она спрашивает: «Их слишком много, кого выбрать, чтобы служить леди Бланш?» Мне понравилось, что она ждет моего мнения. Я выпрямил спину. Настал мой черед побыть Добрым Джентльменом. Эту сомнительную должность отец оставил нам вместе с титулом, часами, мрачным домом, ирландским камнем и эскизом надгробия. У меня сжалось сердце. Какая жалость, что нам с отцом никогда больше не удастся поговорить. Ну зато обиды больше не было – в моем сердце он наконец-то упокоился с миром, и я запер память о нем в том же уголке сердца, где хранил память о матери.

– Вы ведь не бездельники? – спросил я. – Не воры? Помните, что воров провидение жестоко карает.

– Да мы уж видели, – проворчал возница и весь передернулся. – Такого страху натерпелись! Мы спали в доме мертвеца, призрак его видели. Ты, Молли, может, и прикидывалась, хотя очень уж натурально, но тот был такой страшный, что точно настоящий: глаза как у совы, зубы торчат, пальцы до самой земли. Вы, мистер, может, и не поверите, а мы точно выяснили: потусторонние силы существуют.

– Поверю-поверю. Так, вы все: хотите получить работу в богатом особняке?

Ирландцы закивали. Они не спрашивали, кто я, просто смотрели, как бездомные собаки, – подозрительно, но с надеждой.

– Поклянитесь быть хорошими слугами.

Все согласно забормотали, а я посмотрел на возницу:

– Ты. Как тебя… Эйдан? У тебя еще есть твоя телега?

– А то!

– Забирайте все, что вам дорого, и поехали.

Ирландцы тут же рассыпались по всей комнате и начали заталкивать в мешки какие-то тряпки, плошки и музыкальные инструменты – ну конечно, куда без них. Сборы заняли пару минут – я бы никогда не сумел собраться так быстро.

Мы вышли на улицу, и Эйдан долго гремел за домом, запрягая телегу. Когда он вывел под уздцы лошадей, которые тащили ее за собой, мне стало их жаль: лошади выглядели такими измученными и грустными, что даже не заржали, почуяв меня. Я забрался в телегу и уселся на одну из скамеек, смирившись, что придется опять воспользоваться таким тряским и убогим средством передвижения. Молли села рядом, потом на ту же скамейку втиснулись еще двое. Когда все расселись, Эйдан вскочил на козлы.