Алекс Бессмертный - Страшнее смерти

Манящая рука взмахнула ещё несколько раз, и упала безвольной плетью. Через мгновенье, будто что-то внезапно вспомнив, вновь приняла своё скрюченное положение на груди. После чего, тело развернулось на месте на девяносто градусов, и в той же печальной торжественности последовало ногами вперёд в направлении дедовой спальни. Бело-зелёный призрачный цвет, которым тлела нежить, осветил противоположную стену, и проём в ней. И стало видно, что дверь в эту адову спальню широко распахнута. Тело вплыло в чёрную пасть проёма, и исчезло в ней, растворившись во мраке.

Неизвестно сколько времени прошло (минуты ли, часы?), пока он сидел, вдавленный в громаду дивана, покоряясь силе оцепенения. Сколько времени прошло, пока к нему возвратилась способность хоть что-то соображать? Жалкие попытки объяснить творящийся кошмар чем-то рациональным больше не посещали его треснувший по швам разум. Ему просто очень хотелось закрыть эту ужасную дверь. Но для этого надо было встать и сделать несколько шагов, туда, откуда через дрожащий сумрак веет зловонием – тем самым запахом смерти. Непосильная задача для того, кому страшно и шевельнуться.

Но инстинкт выживания, именно та слепая воля к жизни, сильнее. Она заставляет вновь и вновь встряхивать себя, и бороться, даже тогда, когда не знаешь с кем борешься и для чего. Сейчас он рывком встанет с дивана, в два прыжка доберётся до двери, нащупает в темноте её ребро, и со всей силы, что у него осталось, захлопнет эти врата в преисподнюю. После сдвинет сервант (что стоит у стены, где эта дверь, совсем близко) и устроит баррикаду. Он подопрёт эту баррикаду своим телом, навалится на неё, и, может быть, доживёт до утра…

Наконец, он решился. Но едва лишь сделал первое движение, оперев ладони о диванную подушку, готовясь к решительному рывку, как хлопнула дверь. Другая.

«Дверь в ванную», – догадался он. И тут же зашлёпали шаги где-то в чёрной утробе страшной квартиры. Нетвёрдые, шаркающие.

«В чьём образе сейчас предстанет передо мной моя смерть?»

Шлёпающее шарканье всё слышнее, всё ближе… И вот, слева, из-за угла – фиолетовый свет. Инфернальный, тусклый. Боже! Что это?

Окружённая демонически святящимся облаком, в комнату входит старуха. Глаза её невидящие, запавшие. Вокруг этих страшных глаз – чёрно-фиолетовые, под стать испускаемому облаком свечению, круги. Восковое лицо, покрытое оврагами морщин, перекошено. Кривой полубеззубый рот приоткрыт. Из него набекрень свисает пепельный лоскут языка. Голова, покрытая паклей волглых седых волос, неестественно вывернута набок. Цыплячья шея опоясана синюшной бороздой. Её истасканный пегий халат мокр, с него каплет вода. И каждый шаг её, изуродованных старостью, босых ступней, увенчанных обрубками пальцев с многовековыми наростами грибка вместо ногтей, оставлял лужи на скользком паркете.

«Это же моя бабушка! Только… мёртвая». Борозда на шее – след от бельевой верёвки, на которой она повесилась. «Кто просил тебя сделать этот кронштейн таким крепким?» – прозвучали в его голове слова упрёка матери отцу. «Зачем ты прикрепил его так высоко?». Действительно, зачем?

Чудовище двигалось прямо на него. Он приготовился (в который раз за эту несосветимую ночь) к самому худшему. Но старуха, даже не взглянув в его сторону, свернула налево, и сделав своими копытами-ластами ещё несколько шоркающих шлепков, скрылась в дедовой комнате.

Он выдохнул. Едва ли это можно было назвать вздохом облегчения. Он ни за что не двинется с этого места. До утра. «Это не может не кончится с рассветом!» Авось, пронесёт… «Похоже, эти твари, оставляют меня в покое, когда я не двигаюсь». Но, «Дьявол! Как же хочется ссать!» О том, чтобы отправиться сейчас в туалет, не могло идти и речи. Помочиться в штаны? Нет, это уж слишком. Надо встать с дивана, отойти на пару шагов, и…

Не успел он подняться на ноги, как услышал противный тоненький смех. Детский. Он замер. Из дальней комнаты (в которой когда-то была родительская спальня) донёсся топоток. Частый, лёгкий. Будто пробежал кто-то по ней. Кто-то маленький.

Из личного сообщения от Чёрного блогера. 25 июля в 13.42

«Оно, это Нечто, попытается убить тебя нынешней ночью, мой несчастный друг. Но я бы на твоём месте не слишком переживал по этому поводу. Смерть не худший исход. Ведь в рукаве у Него всегда припасено кое-что пострашнее смерти…»

Он медленно опустился на диван.

Он напряжённо вслушивается в тишину, нарушаемую лишь скрипящим стуком настенных часов, возможно, отсчитывающих последние секунды его жизни.

Топ-топ-топ-топ-топ…

Маленькая тёмная фигурка, с едва светящейся, как гнилушка во мраке головкой, пробежала через зал и скрылась в коридоре, ведущем на кухню.

Рефлексы подбросили его на ноги. (Нельзя двигаться!)

«О Господи! Кто это? Кто?»

Топоток послышался из другого места, из той самой комнаты напротив, оттуда где они все, где Оно …

В непроницаемой тьме проёма замерцали две искры. Тлеют, словно угольки. Надвигаются из этой дыры в преисподнюю. Пересекают порог…

Вдруг угольки хихикнули, высоко, пронзительно. Это глаза! Маленькое, тёмное существо со светящимися во мраке глазами, скорыми семенящими шажочками, подметая паркет полами длинной чёрной мантии, катится прямиком к нему. Гном? Карлик?

Ребёнок! Маленький мальчик, с большими, горящими оранжевым огнём глазами, останавливается в паре метров от него. Какие недобрые эти глаза! Сколько в них недетской жестокости. Мальчик глядит на него снизу-вверх, хищно, пожирающе, испытующе. От этого ребёнка веет могильным холодом. Немая сцена длится несколько секунд.

Вдруг мальчик улыбнулся. Но это была не улыбка – оскал, обнаживший зубы. Зубы у мальчика не такие, какими они должны быть у обычного ребёнка. Вместо ряда плоских верхних и нижних резцов, во рту этого исчадия стоял жутковатый частокол мелких, но острых клыков. Оно сделало ещё два шага вперёд.

– Здравствуй, братик! – произнесло существо высоким детским голосом.

– Т-т-ты к-к-т-то?..

– Нерождённый.

– К-к-кто? – он медленно пятясь отступал от дивана, к окну.

– Ты думал мёртвые дети не растут, братик? – Мальчик, не теряя дистанции в один метр, следовал за ним. – Они тоже растут. Только очень медленно.

– Что тебе от меня нужно? – он продолжал отступать к окну.

– Я хочу, чтобы ты был со мной, братик, – мальчик вытянул из прорезей мантии ручонки со сверкающими острыми коготками на пальцах и протянул их навстречу.

– Я не твой братик! – поясница встретилась с подоконником.

– Нет, ты мой братик, – не согласился ребёнок-монстр. Его злые глаза загорались всё ярче. – Я умер в животике у нашей мамы, когда тебя ещё не было.

– Мне жаль, – рука шарила по стеклу за спиной, отыскивая рукоятку.