Расселл Джонс - Выше головы!

Мальчики отговорились тем, что хотели «пораньше начать Новый год». Как и в случае с Мидом, маскировка получилась идеальная — никто не заподозрил Фьюра и Тьюра в попытке прикрыться памятью об отцах. Сочли демонстрацией обиды: с точки зрения подростков, могло показаться, что окружающие забыли о погибших. Если принять версию доктора Окмана, поступок был вызван желанием освободиться от роли «сыновья героев» и стать кем-то самостоятельным.

В этот день Оскар Ява, впечатлённый сладким запахом, выглянул в коридор, а потом уловил нервозную атмосферу, царящую вокруг, и впервые за очень долгое время сам заговорил с родными.

190 год, 10 марта: «Белковый запас».

В свой день рождения Тьюр лепил всем на спины невинные наклейки «Я тебя вижу!» с нарисованным глазом. Фьюр, понятное дело, не отставал. Через час надпись сменилась другой: «Белковый запас», а вместо глаза появился значок НЗ, который все помнили по урокам безопасности.

У зачинщиков на комбо были такие же наклейки. Сделали они их своими руками на оборудовании дизайнерского клуба, куда их пустили, потому что Фьюр с Тьюром ещё пользовались доверием.

Это была не самая жестокая шутка того периода, но она стала поворотным пунктом. Именно после «Белкового запаса» у бунтовщиков появились сторонники. Сторонников они делали из обиженных ровесников, которые подходили объясниться насчёт наклеек. Половина после этого разговора примыкала к банде.

Чем шире был круг вовлечённых лиц, тем смелее становились акции. Но и малыми силами получалось впечатлить.

20 апреля: «Cry Baby Cry». Условные названия давал кто-то из отдела доктора Окман — хотелось бы мне познакомиться с этим человеком!

Если наклейки поколебали доверие ровесников, то после этой акции Фьюр с Тьюром потеряли право заниматься общественной работой. Потому что во время дежурства они установили в учебных залах, коридорах и рекреациях Весенней улицы множество крошечных динамиков с простенькой программой и записью плача младенца. А потом запустили цепочку — и весь день камиллы и коллеги Нортонсона в компании с активистами из старших классов искали эти «таблетки», пока остальные ребята просто сидели и ждали. Заниматься под такое сопровождение не мог никто.

12 мая: «Красный день» — второй по значительности и последний серьезный срыв уроков. Тьюру и Фьюру впервые ассистировал Оскар. Втроём они натянули герметичные комбо, наполнили их заранее приготовленной смесью, а потом выплеснули на школьный пол. Больше десяти литров красной липкой дряни без запаха — на «отлично», если бы это была лабораторная работа по химии.

Если уж говорить о химии, то ребята не преминули обыграть обозначения классов в потоке — титан, хром, кобальт, никель, цинк и так далее. Ещё одна акция, смысл которой можно было трактовать по-разному.

Впервые использованная на станции промышленного производства, химическая маркировка стала весьма популярной. Не только дети из шахтёрских семей полюбили тему ископаемых — прошло совсем немного времени, прежде чем вся Средняя школа взяла себе простые металлы, а Старшая — островные силикаты. Только малышня сохранила «цвета и фигуры», завидуя тем, кто называл себя «железным» или «титановым». Статус «минералов» был ещё выше…

В 190-м году Фьюр входил в пятый «никелевый» класс, а Тьюр, соответственно, в четвёртый «медный». Все их сторонники играли в окисление . Чтобы войти в банду, достаточно было явиться в школу со штанинами, окрашенными в рыжевато-коричный цвет ржавчины — не полностью, пятнами, что позволяло отговариваться нарочито-фальшивым, но формально допустимым «случайно запачкалось — не помню, где». Когда Дана собиралась выручать брата, она воспользовалась этой возможностью. Интересно, что применили Фьюр с Тьюром, чтобы завербовать её?..

20 июня была «Галерея», осуществлённая новыми сторонниками. Если Оскар предоставлял физическую силу и послушное повторение заготовленных реплик, Зейд Уистлер сумел перепрограммировать стены в школьной игровой зоне. «Страшный суд» Босха, «Марионетка» Гойи, «Апофеоз войны» Верещагина, «Притча о слепых» Брейгеля Старшего, «Предчувствие гражданской войны» Дали и «Крик» Мунка медленно двигались по кругу. Панели быстро отключили, но большая перемена была испорчена. И опять камиллы были обмануты из-за своего непонимания нюансов : картины же! Шедевры!

В каждой шутке бунтарей содержалось нечто пугающее — как будто им непременно требовался страх или отвращение. Или они добивались того, чтобы им поставили диагноз — и оставили, наконец, в покое?

Школьные психологи с воспитателями ничего не могли поделать, и об глухую стену, выставляемую Фьюром и Тьюром, разбивались любые слова. Причём у каждого «завербованного» формировалась похожая защита. Можно было представить, какие усилия прилагала Леди Кетаки, чтобы отложить комиссию! Ребят вполне могли отправить в специализированную клинику на «Дхавале», где пытались исцелить (а заодно изучить) тех, чья психика особенно пострадала из-за восстания «бэшек». Правда, я не слышал об «эпидемии бунта среди подростков». Но тем ценнее будут такие пациенты.

Если же отрешиться от моральной оценки и вкладываемого смысла, каждая акция выглядела маленьким шедевром. Например, в июле, пока ребятам окончательно не перекрыли доступ к оборудованию клубов, они загрузили в демонстрационные мониторы два вида «презентаций» — а потом развесили их в санитарных комнатах школы. Поводом стал индивидуальный проект Полины Блумквист. Правда, индивидуальные проекты готовились в январе-феврале, но Полина начала заранее. А друзья помогли.

Содержание презентаций было крайне неприличным. Девочкам напоминали, что их предназначение — рожать, и призывали записаться в доноры сразу после первой менструации. Мальчикам объясняли, что после сдачи семени толку от них нет — только работать, так что надо пораньше готовиться к тэферству и шахтёрству. Мониторы были снабжены камерами, так что каждый желающий мог высказать своё отношение.

Многие предпочли высказаться напрямую. И опять часть недовольных перешла из лагеря осуждающих в лагерь понимающих . «Они спрашивали, почему нам это не нравится», — рассказывали те, кто не прошёл ( прошедшие хранили молчание). — «Спрашивали, разве мы собираемся поступить иначе?»

Осенью банда никак себя не проявляла, и у школьных спамеров появилась надежда: «перебесились», «надоело», «увлеклись другим». Тем не менее, сформированные связи не распались, и члены неформального клуб продолжали перешёптываться . «Судя по всему, в этом и была цель», — написала в ноябрьском аналитическом отчёте доктор Окман. — «Тайная организация, которую они создали вопреки сложившимся порядкам. Убежище от взрослых, которым невозможно доверять после «Кальвиса»».