Светлана Багдерина - Путешествие в Шахристан

'Отдел отечественной истории' - прочитал я над входом.

Отослав своих помощников, я решил хотя бы полчаса посвятить этим уходящим в бесконечность по всем трем измерениями полкам, ибо я не сомневался, что они содержат ценнейшие сведения...

От изучения очередного фолианта меня оторвал голос, показавшийся мне смутно знакомым:

- Дионисий! Дионисий! Невысокая бездна премудрости! Неужели тебя и здесь нет?

- Я здесь, Ваше сиятельство! - я помахал графу таблицей асхатских династий, ибо сам не видел его за пятнадцатитомной 'Краткой историей Великого исхода'. Через минуту граф Рассобачинский оказался рядом со мной.

- Не ошибся, значит! А я и то думаю: где нашему Дионисию быть, как не в отделе истории! А эти хитро...мудрые, которые под дверью твоей дежурят, ещё пускать меня не хотели. 'В отделе забугорской художественной литературы', говорят. А я и думаю: что Дионисию среди романчиков делать, он их и сам сколько угодно напишет! Хотя, делом, я сперва и подумал, что ты тут роман писать засел...

- Ну что Вы, граф, - улыбнулся я. - Работа над текстом романа требует многих дней, это только ремесленники от литературы смогут книжицу за вечер настрочить. Я же не только написать, я и прочитать толком мало что успел, ведь я только недавно переступил порог этого чудесного книгохранилища...

- Кхм... Вообще-то восьмой день уже пошёл. Я пару раз заходил, но вижу, что ты работаешь, и не стал беспокоить. А сегодня эти... книговоды местные... мне тебя показывать не стали - ну вот я и забеспокоился!

- Восьмой день?!?!?! - при этих словах таблица с именами древних монархов выпала из моих ослабевших рук на атлас истории Шахристана. - Но как же...? Но я ведь....

- Дионисий, - граф Рассобачинский посмотрел на меня с каким-то подозрением. - А тебя кальяном не угощали? Чаем? Сладостями?

- Чаем, - кивнул я. - И сладостями. А кальян... не помню...

- И не удивительно, - загробным голосом вымолвил граф. - А какой сегодня день недели вспомнишь?

К ужасу своему, я не смог произвести подсчет дней недели даже с поправкой на сообщенные графом сведения о моём семидневном пребывании в библиотеке! Графа, впрочем, такой результат не удивил:

- Дионисий... Ага... - Пётр Семёнович заглянул в почти опустошённый полуведерный чайник на моём столе (кстати, как здесь оказался чайник?!) и принюхался к содержимому. - Ну кто же пьёт и ест неизвестные угощения на востоке! Тем более у шахраев!

О, постыдное легкомыслие! Невнимание к напиткам ещё было бы простительно графу - но не мне. Разумеется, в книгах я разбираюсь куда лучше, чем в чае, но ведь и напитки я, в отличие от большинства людей, способен различать даже без дегустации! И не только различать... Нет, конечно, я бы не сумел превратить плохой чай в хороший или брагу в отменное вино. Но вот сделать воду из чая или из этой шахрайской настойки - на такое моих скромных врождённых волшебных умений вполне хватило бы.

- Но... ведь... вкусно же... - попытался оправдаться я перед укоризненно взирающим на меня графом. - Да и поработать здесь и вправду было над чем... Вот я и увлёкся... Немножко...

Пётр Семёнович посмотрел на меня очень внимательно, а потом негромко спросил:

- Ты остаёшься здесь?

Выбор, о котором я старался не думать все эти часы (а как оказалось - дни), нужно было сделать сейчас.

С одной стороны - обладание величайшей из библиотек, виденных, думаю, не только мной, но и любым из смертных. Если это нельзя было назвать исполнением всех моих желаний, то я вообще не знаю, что можно было бы назвать таковым! Всё то, о чём я мечтал с самого детства, было здесь. Это книжное собрание сторицею искупало те невзгоды, что мне выпало претерпеть на пути к жизни библиотечного. И что мне теперь глупые насмешки моей оставшейся за тысячи верст родни, если в этом дворце книг я, в чём я уже теперь не сомневался, и только я буду хозяином и владыкой! Не нужно больше прятаться ни от глупых домовых, ни от невнимательных людей. И никто - никто! - больше не посмеет возвращать мне книги позже положенного срока...

'А так ли это плохо?' - деликатно спросил внутри меня кто-то, в ком я распознал собственный внутренний голос. А ведь и вправду, так ли уж страшно то, что книги возвращают позже положенного срока? Шахраи вернут книжку в срок. Местные библиотекари проворно и вдумчиво выполнят любое моё распоряжение. Но разве с ними я пережил вражескую осаду? Разве кого-то из них я приютил в тот день в стенах своего скромного жилища? Даже книжки свои я пишу не для них... Тем более сейчас, когда лично знаком с теми, кто их читает... Они все там, в Лукоморье.

Вот только в Лукоморье я сам - всего лишь смешной человечек из комнаты со стеллажами, маленький автор с женским псевдонимом. А здесь, правду сказал шахраец, я стану центром, направляющей силой, божеством библиотечного дела.

Я смогу поднять книгохранение на такую высоту, что библиотека станет центром культурной жизни народа. Со временем благодарные читатели будут устраивать дионисийские празднества [22] 'И даже дионисийские мистерии для - посвящение в таинство книги' - внутренний голос развил мою мысль. . Празднества будут сопровождаться свободным обменом книгами и упоённым обсуждениям прочитанного. Одного дня для такого явно будет мало. Нужно будет выделять на дионисии (разумеется, празднества будут наименованы в мою честь) хотя бы недельку, а открывать их непременно надлежит в книжном святилище!

Я представил святилище имени своего имени. Исполинские колонны, стилизованные под книжные шкафы, причём главнейшие из них изображают собрания поэзии, художественной прозы, знаний о точных, естественных и гуманитарных науках, трактаты по философии и магии. Поддерживающие нужную влажность и температуру фонтаны и жаровни, стилизованные под чернильницы-непроливайки. В нишах вдоль стен --- бюсты знаменитейших авторов. По правую руку от меня, на почётном месте, величайшие поэты современности: Демофон Стеллийский, Кириан Златоуст, Хокупи Шиногами, Друстан Гвентянин, Селим Стражник... По левую, на стороне сердца, прозаики, и среди них на столпе из чистого хрусталя хрустальный же бюст Лючинды Каремелли -- знающие поймут прозрачный намёк!

А в центре... да, в центре на мраморном пьедестале возвышается скульптура, изображающая божество книг. Меня. В одной руке у меня манускрипт - символ библиотечного дела [23] 'Лучше берет', - подсказал мне внутренний голос, с которым я не видел смысла спорить. - 'Так экспрессии больше!' . Другой рукой я словно указую любознательным читателям на нужную полку. Статуя выполнена из чистого золота, в полный рост и с соблюдением мельчайших подробностей [24] 'Метр с беретом и в огромных очках' - внутренний голос уже откровенно хихикал. ... Хм.