Светлана Багдерина - Путешествие в Шахристан

На своём вороном коне Нибельмес-ага ехал подле нас с графом. Когда степной ландшафт позволял это, то мы двигались все рядом: я на пони, граф Семён и Нибельмес-ага на конях, а боярин в карете. К вечеру нового дня мы, судя по всему, вернулись на совсем не сабрумайскую, но при этом явно используемую дорогу.

- Наконец-то снова человеческий тракт, а не эти звериные тропы, заверни их в дугу! - вздохнул с облегчением Пётр Семёнович. - А то я уж думал, что совсем мы ухайдакаем тот рояль, что везём в подарок вашему государю...

- Рояль?! - безмерно удивился Нибельмес-ага, словно пробуя на вкус новое слово.

- Белый рояль, - не без гордости подтвердил боярин. - Большой и сладкозвучный!

- Белый рояль?! - не переставал удивляться шахрай. - Я даже не знаю, что и сказать... В оркестре Его величества есть разные инструменты, в том числе и клавишные, тех же роялей парочка имеется... Но белый рояль - нет, такого у него ещё нет! И что, он столь огромен, что занимает целиком две эти повозки? - поинтересовался он, с любопытством наблюдая написанное крупными буквами разочарование на лицах наших аристократов.

- Да нет, во втором книги, - бесцветно буркнул граф. - Тоже от Нашего величества Вашему...

- Книги?! - загорелись глаза у шахрайца. - Много книг?

- Несколько сотен, вроде бы...

- Сто восемьдесят семь наименований по шесть экземпляров каждое. Итого тысяча сто двадцать два тома, - поспешил уточнить я. - Сочинения по лукоморской истории.

- Тысяча томов истории! - восхитился Нибельмес-ага. - Вряд ли мы отдадим их шаху. Разве что по одному тому... Остальное - в Государственную библиотеку! Такой роскошный подарок! Царский подарок!

Под нашими изумлёнными взглядами шахрай сделал знак, по которому десяток шахрайских всадников выстроились в каре вокруг воза с книгами, но после этого мы продолжили путь не ранее, чем сам Нибельмес-ага убедился в надлежащей сохранности каждого сундука и в исправности самой повозки. Не могу не признать, что этот дикий, неведомый народ стал казаться мне заслуживающим некоторого уважения...

Когда мы снова тронулись в путь, то две сотни всё время ехали бок о бок и обменивались оценивающими взглядами. Неизвестно, о чём в это время размышляли шахраи, но, глядя на Герасима, без слов было понятно, что он с ревностью сравнивает чужих воинов со своими - и не понимает, чьи лучше. А потому я совершенно не удивился, когда на привале командиры тихо обменялись короткими репликами, после чего шахрайский сотник выставил из числа своих бойцов одного из воинов богатырского сложения, с сабрумайской внешностью и надменным взглядом.

'Ну-ну' - улыбнулся Герасим и позвал Никиту, сына кузнеца, который и ростом, и статью превосходил не только графа Рассобачинского, но и самого Герасима. Соревновались представители двух отрядов в борьбе, стрельбе из лука и скорости верховой езды. В поединке ожидаемо победил Никита, метким стрелком показал себя шахрай, а вот к финишу заезда оба всадника пришли одновременно - к неописуемому удивлению шахраев, ведь их кони были куда крупнее и выносливее лукоморских, да и вообще, как мне доводилось не раз слышать позднее, считались лучшими у всех окрестных народов.

Когда недоумевающий шахрай подошел к Никите узнать, как такое чудо могло случиться, тот лишь хмыкнул хитро: 'Слово я лошадиное знаю. Только конь уставать начнет, как шепнешь ему на ухо - и стрелу перегонит!'. Впечатленный, солдат попытался выведать заклятье, и даже предлагал Никите деньги, но отошел, не солоно хлебавши. Я же в сем усилии оказался более успешным. Дружинник лукаво прищурился и шепнул мне заветные слова на ухо: 'А на колбасу?'

Вторая ночь пути прошла в стенах гостеприимной соты, похожей на замок более всех виденных нами ранее. Увидев Нибельмеса и его воинов, гарнизон соты утратил суровость и радушно принял нас всех на постой, с удивившей меня лёгкостью устроив ночлег для более чем двух сотен человек.

Мы сидели в трапезном зале и ужинали, когда к нам подошёл сотник Герасим и в лаконичных выражениях попросил графа Петра Семёновича отложить завтрашний выезд хотя бы на час, а лучше на два. Подобную просьбу мы слышали от Герасима впервые за всю дорогу, а потому граф был настолько удивлён, что даже не сразу нашёлся что ответить. Зато неожиданную поддержку командир дружинников нашёл в усталом боярском лице:

- Не неволь служивого, - наставительно заметил он графу и смачно зевнул. - Если говорит 'на три часа позже' - значит на то великий резон имеется!

- Со своей стороны не имею что возразить уважаемому офицеру, - кивнул Нибельмес-ага, и большинством голосов руководства теперь уже лукоморско-шахрайского отряда предложение Герасима было принято.

Утром -- незаметно, но неуклонно переходящим в жаркий степной полдень - мы тронулись в путь, как только удалось растолкать боярина Никодима, в витиеватых выражениях поминающего неких безродных выскочек, склонных нарушать права военнослужащих.

Сами военнослужащие были уже в седле. Взглянув на них, я с ужасом заметил: лица нашего и шахрайского сотника были отмечены симметричными ссадинами! Присмотревшись, можно было заметить, что парные ранения получили и многие другие ратники обоих отрядов. К удивлению моему, при этом более не ощущалось той атмосферы агрессивной настороженности, которая сопровождала нас с самого первого часа встречи с отрядом Нибельмеса. Зато в атмосфере ясно ощущались сивушные пары неизвестного происхождения.

- Выясняли с шахраями, кто сильнее? - не столько спросил, сколько констатировал граф. - А потом пили мировую?

- Ну, - не стал отпираться Герасим.

- Тогда сбавь ходу, в дугу твою задиристость, поедем медленнее... Я ж не зверь какой!

Нибельмес-ага снова не стал спорить, но посмотрел на сотника своего отряда так, что лицо того сморщилось, словно от удара литавр над самым ухом в самый ранний час сего явно нелёгкого для него утра.

Степи сменились каменистой равниной, изредка перемежаемой то ли высокими и голыми холмами, то ли низкими и пологими горами, и наш 'личный менеджер' сообщил нам, что мы приближаемся к границам Шахрайского государства. Ехать днём становилось всё труднее, поскольку за неделю пути потеплело так, как в Лукоморье не теплеет и за месяц. Я был благодарен графу, который отправил меня с наказом вести хронику нашего путешествия в обитую войлоком карету боярина Никодима - я и не мог предположить, что теплоизоляция может пригодиться не только для защиты от холода, но и для защиты от жары! Облегчало зной лишь то обстоятельство, что время от времени на солнце набегали облачка, которые лукоморцы в иное время и не заметили бы вовсе, а теперь воспринимали как самое благословенное (после дождя, разумеется) природное явление.