Александр Бруссуев - Не от мира сего-4

- Пройдемте!

- Куда?

- Вам все скажут.

Их подхватили под локотки и выволокли из церкви. Народ присмирел: дурной была известность у любой стражи, а уж у слэйвинской - куда дурнее. Попы опять запели и служки начали разносить подносы с пирожками, чтоб подкрепить тело и поддержать дух. Зреющее, вроде бы, недовольство удалось погасить.

Между тем самых рьяных недовольных приволокли к реке. Тем, кто одумался, на выходе из церкви надавали по шеям и отправили прочь. В самом деле, если стража кого-то зацепила, то просто так отпустить уже не могла. Или денег вымогала, или била, а чаще и то и другое вместе. Не умели они по другому, одна мысль была в голове: "Если власть, значит - бей".

На берегу прохаживался в окружении своих русов князь Вова.

- Против народа пошли? - спросил Угоняй всех недовольных разом, обозначая себя главным распорядителем,.

Те не успели ничего ответить, как на головы им были одеты высокие шапки из бересты. Руки каждому, будь то женщина, будь мужчина или подросток заломили назад и связали.

- Ну что же, тогда давайте заново покрестимся, - сказал посадник. - Как вы привыкли: водой и огнем.

Тотчас же бересту подожгли, не позволяя никому из несчастных мотать головой из стороны в сторону. Крики людей слились в единый вопль, который обрывался бульканьем - каждого человека друг за другом спихивали в студеную волховскую воду.

- Суда! - вскричал изрядно побитый мужчина в порванной дорогой одежде. - Требую суда.

- Я здесь суд, - ответил доселе молчавший князь Вова.

- А вот вам и "живая" вода, - не унимался Угоняй. - Пусть ваш Перун поможет тем, кто неповинен. Коль выплывет - значит оправдан.

Со связанными руками, в намокшей одежде и с обожженной головой никому не удавалось продержаться на плаву, холодные воды Волхова сомкнулись над каждым. Оправдались опасения стариков по поводу ледохода не по сезону.

Привели еще народ, а вместе с ними и поп Богомил пожаловал.

- Благослови, батюшка! - подскочил к нему Угоняй.

- Благословляю! - охотно откликнулся Богомил.

Тотчас вспыхнули новые костры на головах у несчастных.

- Да кто же поможет нам? - заголосили испуганные женщины, тем самым выведя мужчин из состояния стояния. Тупая покорность сменилась характерным для северян бешенством. Они начали лягаться, как строптивые жеребцы, кого сбивали с ног - те кусались. Женщины просто падали под ноги стражникам, чтоб лишить тех равновесия.

Князь Владимир понял, что дело - не уха. Перегнул палку Угоняй. Ну, пусть теперь сам и разбирается, решил он, скрываясь с места экзекуции. За ним поспешил Богомил, мгновенно утратив напускную торжественность, только ряса мелькнула.

А стражники дрались с пленниками. Если бы не запрет на оружие, порвали бы они людей так, что те и опомниться бы не успели. Угоняй, оскалившись, метался внутри свары, как лис, забравшийся в курятник: того ударит, этого толкнет. Преимущественно, конечно, нападал на женщин. Ну, и женщины нападали на него. Пожалуй, за всю свою жизнь он таким успехом у слабого пола не пользовался. Впрочем, это был уже не слабый пол. Они напоминали фурий с выбившимися из-под платков волосами, с порванными в кровь ртами. Кому-то удалось высвободить руки, они тотчас же бросались развязывать коллег по несчастью.

Стражникам пришлось туго. Среди них были и ливы, и слэйвины, и весь, и ингви - все неудачники по жизни прибивались к страже, словно выискивая в этой работе поддержку своей ущербности. Били они задержанных смертным боем, как всегда умели это делать в численном перевесе, да еще при относительной безответности избиваемых. Попадались им знакомые, даже соседи, но с этим они научились справляться: ничего личного, приказ такой. Поэтому никому никаких поблажек.

Но вместе с приобретенным чувством принадлежности к стае, своей избранности и безнаказанности теряли они волю, как таковую. Не могли стражники долго биться с соперниками, равными им по силе. Единственным стимулом для успеха у них был численный перевес, а также преимущество в вооружении. Когда в этих вещах наблюдалось равенство, то интерес к битве у них терялся напрочь. Поэтому некоторые из наиболее опытных стражников начали исчезать с места драки, отправившись следом за Богомилом, чей след уже успел простыть.

Совсем скоро на берегу остались стоять только окровавленные и порванные люди, чьей участью должны были быть холодные воды Волхова. У их ног лежали бездыханные тела товарищей по несчастью и самых глупых и невезучих стражников. Некоторые еще продолжали шевелиться и громко стенать.

Не сговариваясь, горожане отделили раненных и мертвых товарищей от своих палачей. Тех из стражников, кто еще был жив, тут же забили до смерти подручными средствами. Обнаружился и Угоняй. Он представился во всем своем многообразии: голова тут, рука - там, туловище в воде. Послали гонцов по домам с трагическими известиями. Хотели бить в набат, да не нашлось желающих, кто бы мог взять на себя такую ответственность.

Все это произошло так быстро, что закончилось к моменту завершения праздничного богослужения. Народ разошелся по своим делам, но разошелся ненадолго. Запричитали по покойникам в домах, родственники собрались в могучие кучки и отправились "в гости" к стражникам, участвовавшим в избиениях. Те, в свою очередь, попытались искать убежище в своих караульных помещениях, в княжеских конюшнях и своих подполах.

Их жены плакали и умоляли пощадить мужей, ссылаясь на детей малых. Но ответ всегда был один: ты знала, с кем живешь и откуда твой достаток, значит, должна знать, к чему все это приведет.

Тут же появился "сладкоречивый" парень Воробей, воспитанный при дворе Владимира, и потребовал для всех стражников "смерти лютой", а также суда, "скорого и справедливого", чтобы найти виновных в кровавых беспорядках.

- Сегодняшнее событие пускай послужит уроком для всех нас! - кричал Воробей на торжище. - Только наша единение способно усилить нашу безопасность! Погибли одни из лучших людей города, им бы жить да жить! Преступные элементы, пробравшиеся в стражу, устроили безобразную резню, испортив нам всем великий праздник Крещения Новгорода! Так покараем мясников со всей беспощадностью, на которую выведет нас строгий и беспристрастный суд!

Народ кричал в ответ, потрясая кулаками: "Казнить!" И только некоторые удивленно обращались к своим соседям: "Какое крещение?" Но им никто не отвечал, все надували ноздри, исполненные справедливой решимости.

- Где были отцы города, позволившие свершиться этому злодейству? Где Добрыша, которому Магнусом была вменена обязанность оградить нас от любой внешней угрозы? Почему его сотник Путята не помог нам?

"Где?" - возмущались люди, совсем опустив тот факт, что угроза была, вообще-то внутренняя, никоим образом не внешняя.