Александр Бруссуев - Не от мира сего-4

- Пусть суд состоится скоро и споро! - выдал свою финальную трель Воробей, а в толпе эту мысль подхватили, и все пошли к Судейскому городку.

"При чем здесь Путята?" - опять чисто риторически поинтересовался кто-то у пространства, но то, как и положено, оставило вопрос без ответа. Путята (putka - гауптвахта, в переводе с финского, примечание автора), комендант, узнал о случившемся едва ли не одним из последних, потому что его вотчина отстояла от произошедших событий совсем другим концом города. Кутузка была пуста, те, кто готовился в нее упасть (pudota, в переводе с финского, примечание автора) пребывали в сезонном отпуске, так что бросаться с бердышами наперевес в лихую атаку на стражников было попросту некому.

Кое-кто из собравшихся еще помнил отвратительное судилище над Соловьем Дихмантьевым (см также мою книгу "Не от Мира сего 1", примечание автора), но, повинуясь стадному эффекту, был не в силах противиться.

А суд был действительно скор и спор: часть обезумевших от страха стражников, что были замечены на берегу Волхова, приговорили повесить, как собак, а имущество их раздать убиенным во время Великого Крещения. На этом настаивал и князь Владимир, присутствовавший здесь же почетным гостем и поп Богомил, освещающий связь с церковью. Александр на процессе отсутствовал.

Почему-то одним из аргументов, служивших причиной свершившейся резни, посчитали исход из Новгорода волхвов. Типа, они спровоцировали безумие, оставив горожан на произвол судьбы. Стало быть, нужно срочно бежать на Перынь и надругаться там над всеми истуканами, чтобы трусливым жрецам было неповадно народ в смуту вгонять.

Конечно, нашлось несколько быстрых ног, чтобы доставить наиболее горячие головы к святилищу, но там их ждало полное разочарование: ни одного мало-мальски готового для надругания истукана не было. Вообще, все сделалось пусто и грязно той осенней грязью, по которой ходить невозможно, а можно только ездить.

Когда гонщики приехали на пятках обратно к суду, то дело там шло к завершению. На повестке дня остался только один вопрос: кто будет ответствовать перед народом за происшедшие безобразия?

Воробей снова вышел вперед, поклонился престарелым судьям, помахал рукой не престарелым судьям и попросил всеобщего внимания.

- Годы мы жили во тьме заблуждений! - сказал он. - Но едва только вспыхнул яркий и пока еще одинокий луч Истины, как его залили невинной кровью наших соотечественников, готовых открыть свои души для освящения. Мракобесы думают испугать нас, но мне бы хотелось решительно заявить им: никогда! В светлую память погибших сегодня соотечественников, отдавших свои жизни за торжество Крещения именем Господа, мы объединимся вокруг наших духовных отцов. Мы сплотимся для того, чтобы потом вкусить все прелести райского бытия. Наша добродетель - наше послушание, все мы - рабы Божьи!

Слова оратора показались кое-кому странными и непонятными, но тут же в толпе откликнулись люди, состоящие, в основном, из слэйвинской диаспоры:

- Мы - рабы твои!

Однако их никто не торопился поддержать. Разве что Воробей, снова прокричал, воздев руки к небу:

- Кто ответит перед народом? Кто согласится взять на себя ответственность за наше будущее? Кто поведет нас дальше? Кто?

- Я! - вдруг раздался не очень громкий, но решительный голос. Поп Богомил, вставший, было, со своего места, поспешно опустился назад.

- Кто? - по-дурацки осклабившись, переспросил Воробей.

- Добрыша! - из уст в уста полетело слово в толпе. - Добрыша пришел!

Оратор испуганно повернул голову к судьям, словно ища у них поддержки.

- Мы никому говорить не разрешали! - проблеял со своего места самый юный из арбитров. - Не позволительно во время тяжбы голос повышать.

- Что? - взвился другой голос, звенящий от еле сдерживаемой ярости.

- Гляди - Путята здесь же! - снова пронеслось в народе.

- Я судья! - обиделся все тот же вершитель судеб человеческих. Да не просто обиделся, а даже выдвинулся вперед, потеснив заскучавшего Воробья.

- Я тоже, - ответил комендант, схватил оппонента в охапку и бросил его в прочих судей.

- Кончай балаган, - сказал Путята и отряхнул руки, словно обо что-то испачкавшись.

Наступила такая тишина, что стало слышно, как шумит ветер в кустах, да где-то далеко истошным воем голосит какая-то женщина.

Сначала пришли в себя судьи, закряхтели и запыхтели, поднимаясь с настила, сбитые своим коллегой. Потом со всех сторон судебной площадки к Путяте и ступившему к нему Добрыше начали подходить, беря их в кольцо, мрачные типы, одетые, кто во что горазд: некоторые были в монашеских ризах, некоторые в купеческих сермяжках, некоторые под ливов, некоторые под весь.

- Русы! - ахнули в толпе, а Добрыша недобро усмехнулся.

- Ну что, Микита да Преширокие, не забыл еще выучку? - спросил он Путяту.

- А вот сейчас мы с тобой и проверим! - ответил тот и начал засучивать рукава.

- Посторонись, оторва, - отпихнув одного из русов, к двум ливам вышел Скопин Иванович, былой кузнец, ныне работающий на Садка.

- Прими в дружину, - сказал он и покрутил головой от плеча к плечу, разминая шею. - Садко нет в городе, так я за него.

- Думаю, без меня не обойтись, - к ним присоединился Василий Буслаев.

- А ты откуда? - спросил его Потаня Хроменький, увидев приятеля, и сей же момент ступивший в круг.

- Оттуда, - весело сказал Васька и кивнул куда-то в сторону.

Четверо ливонцев почему-то посмотрели по указанному направлению и увидели двух чудинов, вышедших к ним. Это были два братца-акробатца, Лука и Матвей Петровы.

- Не-не, - поспешил уточнить Буслай. - Эти парни сами по себе, без меня.

- А что - не примете? - братцы разом усмехнулись.

- Тогда и меня примите! - сказал очень жилистый высокий человек, чем-то неуловимо схожий с замершими в ожидании команды княжескими русами. - Здорово, что ли!

- Алеша! - обрадовались Петровы. - Ну, теперь мы им зададим жару!

- Без меня не справитесь, - сбиваясь от частого дыхания, словно после бега, сказал возникший в круге Вольга Сеславич. Только что его не было, в Германии где-то по слухам терся - а вот и появился.

Добрыша, Микита Преширокие, Скопин Иванович, Василий Буслаев, Потаня Хроменький, Лука и Матвей Петровы, Алеша Попович и Вольга Сеславич (о каждом из них в моих книгах "Не от Мира сего 1, 2, 3", примечание автора) повернулись к противникам. Те оставались безучастны, ни тени сомнения, ни намека на страх. Их, русов, было больше, да и выучка у них была, будь здоров! Воспитанные с младых ногтей бить, бить и еще раз бить, они ничего другого не умели.

Народ поспешно покидал судебное поле, но не так, чтобы насовсем: многим было любопытно присутствовать при большой битве, где наши будут рубиться с русами. Такого и на праздник Красной Горки не увидишь.