Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Да, повелитель. Вчера ночью у ворот поймали отерхейнца. Думали, что лазутчик. Но он утверждает, что явился от имени восставших. Мятежи опять вспыхнули в Отерхейне, стоило основной части их войска уйти к Антурину. И как только они узнали, что Антурин захватил именно ты.

— Понятно. И чего же они хотят?

— Мятежники не сегодня-завтра собираются выдвигаться сюда. Этот человек, их посланник, сказал: они призывают тебя на престол. Они думают, что если мы покинем крепость и двинемся им навстречу, то сможем покончить с властью кхана. Они предлагают объединиться.

— Если мы выйдем из Антурина, то войско Элимера окажется между двух сил. Это так, — задумался Аданэй. — Но с чего нам знать, что посланец не солгал? Быть может, нам просто готовят ловушку.

— Это первое, что пришло мне в голову. Потому человека сразу напоили отваром зериуса. И теперь нам точно известно — он не лгал.

— Но его могли ввести в заблуждение… Хаттейтин, известно ли количество мятежников?

— Их немного. И почти всех их прежних предводителей давно казнили. Но с другой стороны, им удалось занять небольшое укрепление на полпути между Дейнорскими лесами и Инзаром, они застали врасплох охранные отряды. В этот раз они старались действовать вдвойне скрытно, опасаясь серых и предательства. Пока они засели в укреплении, но скоро готовы продолжить путь, ведь основные силы Отерхейна сейчас сосредоточены здесь. А еще они как-то умудрились договориться с дикарями, те им помогают.

— Ну, от дикарей толку немного. Ладно, Хаттейтин, это хорошие вести, но нам нужно хорошо все обдумать. Я бы очень хотел верить в союз с мятежниками, но не могу: так просто Отерхейн не покорить. Бунтари слишком самонадеянны, если всерьез рассчитывают на это.

— Так какие распоряжения?

— Я сказал уже, Хаттейтин, — раздраженно отозвался Аданэй, — мне и всем нам нужно очень хорошо подумать. Встретимся завтра на рассвете и все обсудим еще раз. И кстати, где наши прелестные трофеи? Мне кажется, пришла пора для дружеской беседы.

Однако он не успел сделать к двери и шага, когда та распахнулась. На пороге появился Аххарит:

— Великий, — молвил он, — там, у пролома, стоит их военачальник с отрядом воинов. Желают говорить с царем.

— Вот как! — воскликнул Аданэй. — Что ж, значит, приятная беседа откладывается. Зато предстоит неприятная, но необходимая. Передай, что мы прибудем к пролому через час, — приказал он.

Аххарит исчез за дверью, и Аданэй обратился к военачальнику:

— Собираемся, Хаттейтин. Бери отряд воинов — и едем. Медлить ни к чему.

Уже через час царь Илирина со своими людьми появился у пролома, там он задержался, завидев военачальника Отерхейна. Двое — Аданэй и Ирионг — отделились от отрядов, чтобы встретиться в предусмотрительно поставленном неподалеку от разрушенной стены шатре.

— Для чего ты хотел меня видеть? — обратился Аданэй с вопросом, как только они скрылись от людских глаз.

— Необходимо решить один вопрос, Царь, — сухо ответил Ирионг. — Ты ведь понимаешь, что вам не удержаться в Антурине. А потому повелитель Отерхейна моими устами предлагает тебе и твоему войску покинуть провинцию немедленно. Он разрешит вам свободно уйти, взамен ты отдашь под владычество Отерхейна два ближайших к Антурину поселения как откуп за разруху, которую вы устроили в провинции. Там разместятся наши гарнизоны, по крайней мере, до тех пор, пока не будет восстановлена разрушенная стена. Иначе — быть битве. И в этой битве победа уже не будет вашей, ты это знаешь.

— Ты слишком многословен, военачальник. Это признак неуверенности. Лучше ответь, почему ваш повелитель не встретился со мной сам?

— Мне не ведомы все мысли Великого Кхана. Но полагаю, после такого предательского вторжения он просто не пожелал говорить с тобой.

— Твои слова могли бы обмануть кого-нибудь другого, но не меня. Элимер — мой брат. И хотя мы давно уже по разные стороны, я все-таки кое-что о нем знаю. Прийти на эту встречу ему могла помешать только смерть. Я вижу лишь два объяснения тому, что его здесь нет — либо он мертв, либо почти мертв.

Лицо Ирионга осталось непроницаемым, но Аданэю все же почудилось, будто уголки губ военачальника слегка дернулись. Возможно, он не ошибся в своих смелых предположениях?

— Итак, значит, он мертв. Или при смерти.

— Мне непонятны твои выводы, Царь. Кхан, слава Богам, здоров. Но не желает говорить с тобой. А ты не ответил на мое требование.

— Какое еще требование? Уходить из Антурина? Мне кажется, ты и твой кхан кое о чем забыли. У нас ваша дикарка.

Ирионг почувствовал, как от раздражения напряглись мышцы — воины, да и он сам, тоже частенько промеж собой называли Шейру дикаркой, но когда это произносил чужой, враг, предатель собственной страны, сложно было остаться спокойным.

— Наверное, ты хотел сказать «кханне», — холодно процедил он.

Аданэй лишь улыбнулся в ответ.

— Ну, пусть будет кханне, если тебе угодно. По мне, так никакой разницы. В любом случае — она у нас. Конечно, если вас уже не волнует ее судьба, а также участь не рожденного наследника — мы убьем их. После нам, конечно, придется выполнить ваши требования, но мы примем это как неизбежность. Если же жизнь айсадки для кхана еще что-то значит — то это вам придется согласиться на наши требования. Да, чуть не забыл, у нас еще и жена наместника, принцесса Эхаскии. Конечно, не такой ценный трофей, как Шейра, но…

— И каковы же твои условия, Царь? — оборвал его Ирионг. — Если не желаешь свободно уводить свое войско, то я теряюсь в догадках, что тебе нужно. Сколько времени ты выдержишь в окруженном Антурине?

— Сколько потребуется, пока у нас дикарка — извини, хотел сказать кханне. А что касается условий — тут все просто. Вы даете нам свободно покинуть Антурин. Без всякого откупа. А когда мы отъедем на безопасное расстояние, то отпустим вашу кханне. И принцессу Эхаскии тоже.

— Не подходит, — отрезал Ирионг. — Мы останемся в проигрыше. С одним лишь полуразрушенным Антурином. А что касается кханне — почему мы должны вам верить? Илиринцам веры никогда не было, тем более нет ее теперь, после такого предательского вторжения. Откуда нам знать, может, вы заберете ее с собой или убьете, как только вам перестанет что-то угрожать?

— Ирионг, — с нажимом произнес Аданэй, вонзив в военачальника внимательный взгляд, — мне ты можешь верить. Я — не илиринец. Я родился и вырос в Отерхейне.

— Ты предал Отерхейн, ты теперь царь вражеской страны.

— Но мне пришлось, — он печально улыбнулся и как-то очень по-доброму посмотрел на Ирионга, вызвав этим искреннее недоумение последнего. — Да, военачальник, это была единственная возможность вернуть то, что должно принадлежать мне — престол Отерхейна. Я думаю, ты многого не знаешь о своем кхане, Ирионг. Ложь о моей гибели — не единственная его ложь. И не самая подлая. Наш отец перед смертью завещал трон мне. Но Элимер скрыл это от всех. А тех, кто посмел сомневаться… Впрочем, тебе лучше моего известно, что стало с ними и их семьями. Слишком властолюбив, слишком жесток, слишком самолюбив и слишком часто лжет — разве таким должен быть правитель? Отец понимал это, потому и оставил трон мне. Подумай об этом. Но сейчас — тебе не удалось от меня скрыть — Элимер умирает. Быть может, это знак судьбы? Знак, что пора забыть старые разногласия? Если не будет Элимера, то нашим государствам станет нечего делить. Ты только представь, Ирионг, в какую непобедимую силу превратятся Отерхейн и Илирин, если их объединить? Мы вместе станем одной великой державой! Ведь я — один из вас, ты должен меня помнить, потому что я тебя помню. Я запомнил тебя на той охоте в горах Гхарта. Ты поразил тогда белого как снег горного тура с одного удара!