Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

Стоило военачальнику пропасть из виду, как умолкшие на время разговоры возобновились, но значительно тише, чем до его возвращения.

Счастливчики из Урича и Шеске, которые были непосредственными свидетелями возрождения кхана к жизни, а после под его предводительством явились к Антурину, делились подробностями происходящего.

— Ну, так вот, я и говорю, старик тот, — в который раз повторял рассказ смуглокожий бородатый вояка, — ну, знахарь то есть, что за кханом смотрел, своему внуку рассказывал, а тот, мальчонка еще, очень любил среди нас крутиться, нам и передал. И вот что он сказал. Дед, слышь, сидел ночью, и вдруг свет, говорит, в глаза как ударил! А потом, глядь, кхан стоит. Дед сначала-то испугался, думал, может того, кхан умер, а теперь это его дух явился. Но нет, по-другому все вышло. Кхан посмотрел на старика-то этого и сказал: «Ты, Лейху, не бойся». По имени деда, слышь, назвал, хотя его, имени-то этого, знать не мог. И еще говорит: «Я Гхарта Великого видел, беседы с ним вел, он велел мне вернуться и колдовскими силами наградил». Так-то вот дело было.

— Не знаю, я другое слышал, — с сомнением покачал головой его собеседник. — Будто бы тот, кто раненый лежал — на самом деле и не кхан вовсе был, а похожий только. Специально им на время боя кхана заменили. А сам в это время в Инзаре находился, войско собирал.

— Хм, и кто тот брехун, что тебе такое наплел? Да я сам лично его раненым видел, так-то!

— Да если бы брехун, я разве бы поверил?! А нет — говорят от Жуткого весть пошла.

— От Жуткого?! Это уж точно брехун какой-то выдумал! Из видольдовой глотки и слова не вытянешь. Даже по мелочи. А такое бы он точно болтать не стал!

— Ну, не знаю…

— Чего ж тут не знать, ясно ведь все. Жуткий такого бы не разболтал, но слух пополз. Значит, другой кто его пустил, лишь бы внимание привлечь.

— Ну ладно, ладно, нам все равно правды никто не скажет, — пробурчал воин и быстро перевел разговор в другое русло: — Что там об илиринцах слышно? Думают сдаваться, нет ли? Или штурмовать будем?

— Тут кто как говорит. Вот сотник наш сказал, что вроде как сначала дикарку вызволить надо.

— Да… значит мы здесь надолго, — протянул задавший вопрос воин, безмолвно уставившись куда-то вдаль.

Шейра очередной раз устало обернулась на рыдающую у зарешеченного окна Отрейю. Девушка плакала, почти не переставая, вот уже второй день с тех пор, как узнала, что их с кханне убьют, если Отерхейн не согласится на требования царя Илиринского. Эти незатихающие всхлипывания выводили Шейру из себя, и она, не выдержав, прикрикнула:

— Прекрати ныть!

— Ты что, не понимаешь?! Нас убьют, обязательно убьют. Этому твоему кхану нет до нас никакого дела! Нас убьют!

— Если ты сейчас же не прекратишь, я сама тебя убью, — огрызнулась Шейра.

Отрейя опасливо на нее покосилась и, решив, что от дикарки можно ожидать чего угодно, умолкла. В наглухо закрытой комнате под самой крышей замка образовалась тишина.

— Думай лучше, как нам выбраться, — произнесла Шейра, не особо, впрочем, рассчитывая услышать от пугливой жены наместника хоть слово.

Айсадка старалась думать о побеге, чтобы — упасите Боги! — не задуматься о чем-нибудь другом. О ком-нибудь. Об Элимере. О том, где он и что с ним. Здесь, отрезанная от внешнего мира, она не знала, что творилось в Антурине и за его пределами, она не получала известий ни о муже, ни о войске. Неопределенность угнетала, и спасения от страха и тревоги не находилось.

Однако мысли ее прервались: злорадно скрипнув, отворилась дверь, и перед пленницами предстал царь Илирина. Враг Элимера, а значит и ее, Шейры, враг.

Осияв их улыбкой, он вымолвил с легкой насмешкой в голосе:

— Я рад наконец-то приступить к нашей милой беседе. Несомненно, вы уже знаете, что произошло. Твой муж, — он кивнул в сторону Шейры, — сбежал из Антурина и оставил тебя одну. Какой ужас, правда? Бросить жену и будущую мать наследника! Непростительная подлость! Впрочем, вы обе еще можете спастись. Сейчас войско Отерхейна окружило эту вот крепость, уже, впрочем, бывшую, — он обвел руками вокруг. — Не вижу причин скрывать: их войско способно разгромить нас. Но не разгромит. Благодаря тебе, прелестная кханне, и тебе, юная Отрейя. Из-за вас они медлят. Но и уйти в Илирин нам не дают. А я уже устал от этого полуразрушенного захолустья, да и воины мои заскучали, им надоело бесчинствовать, они хотят домой, к своим семьям. Пожалейте их, сделайте одолжение, — тут его тон переменился, он уже не говорил, а приказывал: — Вы взойдете на стены и скажете, что вас убьют, если Отерхейн не отступит и не даст нам дороги. Вы скажете это, потому что если нам нечего станет терять, мы действительно вас убьем, — царь сделал паузу и закончил: — Все понятно?

Шейра молчала, и Аданэй разозлился. Да как она осмеливалась, эта девка, игнорировать его?! Однако его злость не успела излиться, потому что он вдруг услышал тоненькие всхлипывания, а потом слова:

— Великий царь! — заговорила Отрейя по-илирински. — Пожалуйста! Я не хочу умирать! Я не хочу! Но этот старик, этот наместник, он ненавидит меня, он только обрадуется моей смерти. Не надо, не выводи меня на стену, меня все равно не послушают. Но я не хочу умирать! Я хочу домой, я хочу в Эхаскию. Пожалуйста! Мой отец отблагодарит тебя, он все для тебя сделает. Я все для тебя сделаю! Пожалуйста!

Задохнувшись от собственного потока слов, девушка замолчала, и Аданэй призадумался, оценив всю прелесть предложенного Отрейей варианта.

— К отцу? Ты хочешь к отцу? — спросил он. — Наместник обращался с тобой дурно?

— Да! — ответила она сразу на все вопросы.

В глазах Аданэя промелькнуло странное выражение, он присел перед плачущей девушкой и взял ее руки в свои. Некоторое время просто вглядывался в ее лицо. Отрейя постепенно затихла и теперь тоже не отрывала взгляда от царя Илирина. Лишь после того, как она успокоилась, Аданэй заговорил снова.

— Бедное дитя! Тебе пришлось здесь очень плохо, в этом диком крае. Славный Иэхтрих придет в ярость, узнав об этом. Такая юная, такая красивая, отданная старику, который бросил ее в захваченной крепости, оставил на растерзание захватчикам. То есть нам, — добавил он с усмешкой.

Встретившись с неожиданным сочувствием, девушка снова разрыдалась, теперь уже с облегчением.

— Ну-ну, не плачь, — протянул Аданэй, ласково приподнимая ее голову за подбородок, — теперь с тобой все будет хорошо. Ты отправишься к отцу, и все будет хорошо. Я лично увезу тебя отсюда.

— Пожалуйста! — прошептала она одними губами. — Увези! Куда угодно, лишь бы подальше. В Эхаскию, или в Илирин. Не важно. Я сделаю все, что ты пожелаешь! Все! Я стану твоей служанкой, только увези меня! Я даже наложницей твоей стать, только бы не оставаться со стариком!