Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Это случится еще не скоро, и я предпочитаю об этом не думать. Надеюсь до этого момента не дожить.

— Интересное отношение…

— Наверное. Но я не вижу жизни где-то еще, кроме царского дворца. Тем более, без нее… — и Вильдерин осекся.

— Без кого?

Юноша не ответил, только смущенно поднялся с дивана и нервно предложил:

— Хочешь кофе?

— А что это?

— Сейчас узнаешь, — Вильдерин ударил в медный гонг, через какое-то время появилась служанка и, выслушав поручение, тут же удалилась.

«Прелестно, — подумал Аданэй. — Рабы прислуживают рабам».

Невольница вернулась с двумя дымящимися чашками с неведомым напитком, который на вкус оказался довольно терпким, с легким оттенком горечи.

— Знаешь, — неожиданно произнес Вильдерин посреди молчания. — А ведь ты первый, с кем я сижу и вот так запросто болтаю. Наверное, дело в том, как ты смотрел на статую. И в том, что не стал заискивать после того, как узнал мое имя. Все они, — он неопределенно махнул рукой в сторону, — кто меня раньше не любил, теперь лебезят. И никогда не говорят правду, а лишь то, что я желаю услышать, — Вильдерин невесело улыбнулся. — Хотя странно, что я говорю тебе об этом, ведь мы почти не знакомы.

— А может, именно поэтому? Некоторые вещи легче открыть незнакомцам, чем лучшим друзьям.

— У меня нет друзей.

— Тем более.

— Все полагают, что я возгордился и воображаю невесть что, — усмехнулся юноша. — И никто не верит, что я искренне отношусь к царице. Даже она сама. Все считают, что притворяюсь, лишь бы жить лучше остальных.

— Не все. Я, например, тебе верю.

— Не лги, — он нахмурился.

— И не пытался, — Аданэй насмешливо скривил губы. — Тебе стоит только спросить, почему я тебе верю. Вряд ли ответ тебе понравится.

Вильдерин стал весь внимание:

— Тогда говори.

— Если хочешь, пожалуйста. Ты — раб с рождения, ты не знал матери, но вырос в довольстве и праздности. Ты, скорее всего, так еще и не повзрослел. Поэтому твоя любовь к наделенной властью женщине неудивительна. Вероятно, она для тебя и мать, и любовница в одном лице. Не обижайся, ты сам хотел это услышать.

Вильдерин и не обиделся.

— Ты почти прав, Айн. Но и меня не считай глупым. Мне прекрасно известны собственные слабости, но если я чувствую себя счастливым, то готов мириться с ними. Наверное, это тоже слабость, но какая разница?

Этот юноша, любовник царицы, вызывал у Аданэя смешанные чувства. С одной стороны, он успел почувствовать симпатию к этому открытому, как сейчас выяснилось, созданию. С другой — Вильдерин, сам того не подозревая, являлся его главным соперником.

Судя по всему, юноше сильно не хватало общения. Он вырос среди жен, не мужей, а потому в его словах и поведении присутствовала некая женственность и, может быть, именно с этим было связано отсутствие друзей.

«Что ж, — мысленно улыбнулся Аданэй, — а я стану ему другом. Это лучшее, что я могу сейчас сделать. Тем более, он и сам, кажется, не против».

Да. Подружиться с Вильдерином, а через него найти путь к царице. Использовать его в своих целях.

От этих мыслей Аданэй почувствовал внутри гадливый привкус подлости. Но что поделать: жизнь жестока, несправедлива, выживает сильнейший — как ни банальна эта расхожая фраза, от этого менее верной она не становится.

Однако в ближайшие два часа Аданэй полностью забыл о своих коварных замыслах, увлеченный разговором с Вильдерином. Тот оказался прекрасным собеседником, и ни разу за все время общения не повисла в воздухе неловкая пауза. Он умел рассказывать и, что еще важнее, слушать. Но даже не это привлекло Аданэя. Присутствовало в Вильдерине нечто такое, что когда-то он почувствовал в маленькой Ли-Ли: искренность и умение радоваться жизни, не взирая ни на что.

Покидая комнату Вильдерина, Аданэй мучился мыслью, что сложись по-другому обстоятельства, он мог бы стать ему настоящим, а не ложным другом.

Угрюмо пересек он залу и, в надеже на одиночество, вошел в комнату, указанную ему Рэме. Но ему не повезло, комната не пустовала, и Аданэю пришлось перезнакомиться с соседями, болтать, смеяться и петь вместе с ними на чуждом ему илиринском языке.

Лишь глубоко за полночь улегся он спать, оставив всех в неведении относительно того, насколько показным было его хорошее настроение.

Тем не менее, проснулся Аданэй в неожиданно прекрасном расположении духа. Наступил новый день и в этот день кханади смотрел уверенно. Он сделает то, что должен сделать. А Вильдерин? Что ж, юнцу просто не повезло, очень жаль.

Словно в ответ на его мысли, тот незаметно появился перед Аданэем, и они отправились бродить по необъятному саду, а потом снова оказались в комнате Вильдерина, куда служанки уже принесли еду и ароматный напиток под названием «кофе». И снова разговоры, разговоры, разговоры. До позднего вечера. А ближе к ночи они тайком искупались в покрытом кувшинками озере, в которое рабам запрещено было входить под страхом сурового наказания.

Когда Аданэй вернулся к себе, то не смог избежать расспросов, ведь Вильдерин всегда держался особняком, но вдруг проявил странный интерес к новому рабу. Предположения возникали разные. Кто-то говорил, что царица заприметила Айна и именно поэтому Вильдерин таскает его с собой. Кто-то напротив, утверждал, что царица здесь ни при чем, просто Вильдерин и Айн стали любовниками. Но Аданэй, как и всегда, не обращал внимания на досужие сплетни и домыслы.

С этих пор так и повелось. Айн c Вильдерином стали неразлучны. Представляя собой разительный внешний контраст, они бросались в глаза, вызывая оценивающие взгляды вельмож, отчужденные — рабов и кокетливые — рабынь.

За время пребывания в Илирине Аданэй успел узнать об этой стране не так много. Заметил, что почти все здесь предпочитают красить глаза и ярко одеваться, а женщины ведут себя на диво свободно. Такого он никогда не встречал в Отерхейне, где превыше всего ценилась девичья скромность и послушание.

Прошло несколько недель, дни тянулись однообразно и лишь два небольших происшествия ненадолго всколыхнули сонливое спокойствие.

Аданэй под вечер возвращался к себе по широким, уже привычным для него, коридорам дворца, когда наткнулся — скорее всего, не случайно, — на Нирраса. Советник тут же схватил его за плечо и, оглядевшись, завел в какую-то каморку, очевидно служившую чуланом или кладовой.

— Наконец-то! Тебя нигде нельзя встретить в одиночестве. Не стану спрашивать как дела. Сам вижу — никак.

— Я старался, но…

— Заткнись и слушай! — Ниррас понизил голос до полушепота. — То, что она еще не затащила тебя в постель, ни о чем не говорит. Может, она просто присматривается. С этим черномазым ублюдком было так же. Кстати, ты молодец, что с ним подружился. Это лучшее, что ты сообразил в своей жизни! Как тебе удалось? Этот гаденыш никого и близко не подпускает к своей драгоценной персоне.