Макс Фрай - Зеленый. Том 1

Люси, все еще шмыгая носом, спросила: «А дома? Что будет дома? Как его отсутствие объяснить?» – и Ханна-Лора ответила: «Обычно никому ничего объяснять не приходится, человек целиком исчезает, не оставляя ни памяти о себе, ни следов. Но сейчас, может, будет как-то иначе, потому что остался свидетель – ты. Вот и выясни, как ваша реальность будет выкручиваться. И мне потом расскажи».

Люси еще немного посидела у нее в кабинете, покурила, более-менее успокоилась и пошла обратно, домой. Она всегда старалась не особо задерживаться на Этой Стороне. Не то чтобы всерьез боялась растаять, Люси была опытной путешественницей, знала, что при необходимости сможет очень быстро уйти. А даже если не сможет, есть куда метнуться за помощью; тот же Юстас из Кариного отдела, он у них главный по экстренной депортации, суперпрофи, пока у тебя есть хотя бы намек на тело, он отсюда буквально за пять минут уведет. Просто Люси очень не хотела однажды собственными глазами увидеть, как ее руки начинают становиться прозрачными. Одно дело теоретически знать, что такое, в принципе, может случиться. И совсем другое – лично на практике убедиться, что восхитительная Эта Сторона тебя отвергает. После этого очень трудно будет ее любить.

Когда вышла из проходного двора на улице Базилиону – самый короткий и безотказный путь – первым делом побежала в галерею проверить, висит ли афиша выставки. По дороге набрала номер Эдо. Всего половина двенадцатого, детское время, он точно не спит; впрочем, даже если и спал бы, это ничего не меняет. Бывают ситуации, когда на вежливость можно забить. Еле дождалась, пока он возьмет трубку, без объяснений спросила: «Ты его еще помнишь?» Эдо даже не стал уточнять, кого «его». Ответил: «Естественно, помню». И сразу, без паузы спросил: «Ты вообще где сейчас? Зайдешь, или мне куда-то прийти?»

Встретились у галереи, пришли туда почти одновременно, Люси буквально секунд на пятнадцать раньше, как раз успела увидеть афишу и схватиться за сердце, сама не зная, рада она или нет, а потом разглядела, что имя художника на афише в траурной рамке. И разрыдалась так горько, словно Зоран и правда умер, а не сидит сейчас у себя дома на Этой Стороне.

Эдо не стал ее утешать, подождал, пока сама успокоится, потом усадил на ближайшую лавку, велел: «Рассказывай давай». Ну и Люси, конечно, все ему выложила, то смеясь, то снова плача от облегчения, что теперь будет знать правду о Зоране не одна.

Эдо слушал ее так внимательно, словно питался словами, а сегодня как раз весь день не ел. Только хмыкнул: «Надо же, какая Эта Сторона у нас переборчивая! Меня, хоть убейся, обратно не принимает, а гения сразу – цап себе! Ну и молодец, все правильно сделала, из нас двоих я бы тоже выбрал его». Люси только теперь запоздало подумала, как ему должно быть непросто все это принять, но Эдо выглядел совершенно довольным. И даже отчасти самодовольным, как человек, только что успешно закрывший трудный проект.

Дослушав Люси, он достал из рюкзака папку, а из нее две картонки, зеленую и золотую: «Посмотри, что наш покойник вчера нарисовал». И тогда Люси всерьез пожалела, что весь вечер ревела, слезы уже закончились, а как бы они пригодились сейчас!

Долго рассматривала рисунки в бледном фонарном свете, все эти невыносимые пятна и тени, и что-то еще такое, чему названия нет. Эдо сказал: «Одна, так и быть, твоя, только наугад, выбирать не надо, – спрятал рисунки за спину: – В какой руке?» Люси ухватилась за правую руку, ей досталась золотая картонка, и это, конечно, было огромное облегчение, что он так придумал, сама бы выбрать одну из двух ни за что не смогла.

Потом они пошли на улицу Басанавичюс, буквально за минуту до закрытия вломились в бар; на пороге сердце Люси вдруг сжалось от какого-то тягостного предчувствия, но ничего трагического не случилось, и вообще, можно сказать, ничего. Только в обслуживании им вежливо отказали, сославшись на расписание, но такую беду уж точно легко пережить. Зато увидели приколотую над стойкой картинку с золотыми тенями и набросились на бармена с расспросами – откуда взялась? Тот только плечами пожал: кто-то из клиентов забыл на столе, или нарочно оставил, потому что ему не надо, а я забрал, мне нравится, пусть висит.

На этом их следовательский пыл угас, да и нечего больше было расследовать, разве что позвонить галерейщику и расспросить о якобы покойном художнике, откуда он вообще взялся такой, но это точно не в два часа ночи. Придется отложить до утра.

Эдо проводил Люси до дома, милосердно зашел вместе с ней, сидел, развлекая разговорами на посторонние темы, пока Люси не начала клевать носом, и это было сущее благословение – так сильно захотеть спать. Она даже не надеялась, что сможет уснуть до рассвета. Получается, зря.

Когда Эдо уже стоял на пороге, спросила: «А вдруг завтра утром мы с тобой тоже его забудем? Или уже не забудем, потому что рисунки остались? Или не из-за рисунков, а потому что я его на Эту Сторону сама проводила, а ты меня на это подбил?» «Честно? Понятия не имею, – пожал плечами Эдо. – Но окажись на моем месте Кара, она бы сейчас непременно сказала: ну уж нет, мы с тобой ничего никогда не забудем, потому что в этой игре мы больше не фишки. Мы игроки».

Состав и пропорции:

водка 50 мл;

лимонад «Тархун» 100 мл;

лед.

В бокал хайбол положить лед, налить водку, потом лимонад. Подавать с тремя зелеными соломинками.

Иногда я просыпаюсь не в духе. Не в переносном смысле, в прямом.

«Не в духе» в моем случае означает, что я проснулся – дурак дураком, то есть человек человеком, а не черт знает чем, как привык. Раньше такие дни казались мне катастрофой; строго говоря, это и есть катастрофа. С отвычки очень мучительно быть человеком, особенно по утрам.

Но когда катастрофы случаются регулярно, с неумолимостью океанских отливов, выбор невелик: или страдать, или смириться, или научиться получать от них удовольствие. Страдать мне надоело еще до того, как впервые попробовал, а смиряться я не умею, просто не знаю, каким местом это следует делать и с чего начинать. Поэтому пришлось устроить из беды развлечение; на самом деле, даже странно, что я так долго с этим тянул. Это же, можно сказать, моя основная специализация – устраивать развлечения из всего, что под руку попадет.

Но ладно, лучше поздно, чем никогда. Теперь, проснувшись от тяжести собственных век, дыхания и судьбы, я говорю себе: «Отлично, значит, сегодня буду играть в человека, жить, как будто я и есть человек, возомнивший себя великой мистической хренью, потому что без бредовых фантазий этому глупому человеку совсем трындец». Звучит так нелепо, что невозможно не улыбнуться. А человек, способный улыбаться вот прямо с утра, еще кофе не выпив и даже его не сварив, существо настолько удивительное, что быть им – честь для меня. И почти удовольствие – при условии, что на свете есть удовольствия, настолько не похожие сами на себя, – вот о чем я думаю, поднимаясь с продавленного дивана, который, будем честны, давным-давно пора превратить в ортопедически безупречное королевское ложе, ну или просто выкинуть и новый в IKEA купить. Тот факт, что я до сих пор не сделал ни того, ни другого, на самом деле чрезвычайно оптимистический: он означает, что я крайне редко сплю на этом диване. Гораздо реже, чем, к примеру, на потолке.