Макс Фрай - Зеленый. Том 1

Поднявшись с дивана, я говорю вслух: «Если ты здесь, имей в виду, я тебя сейчас не вижу и даже не слышу, прости. Можешь меня за это поколотить, до меня так обычно лучше доходит, ты знаешь». Иногда после этого я действительно ощущаю прикосновение, не слишком похожее на удар, но и на том спасибо; что бы ни говорили о моем тяжелом характере, я не способен устроить скандал только потому, что меня недостаточно сильно стукнули по башке. Но чаще ничего не происходит, потому что Нёхиси просто нет рядом, опять где-нибудь загулял. Собственно, это взаимосвязано – его загулы и мои не в меру человеческие пробуждения, поди проснись человеком рядом с ним.

Нёхиси сам считает, что не следует надолго оставлять меня без присмотра, просто у всемогущих существ настолько своеобразное чувство времени, что, с человеческой точки зрения, его, можно сказать, вовсе нет. Нёхиси вполне может задремать где-нибудь, прикинувшись полным отсутствием ветра, туманом в овраге, дополнительной звездой в небесах, или пылинкой в библиотеке, потому что на книжных полках снятся самые интересные сны, и объявиться только через неделю в полной уверенности, что прилег всего на четверть часа. И долго будет потом удивляться, как много за эту несчастную четверть часа успело случиться, какие же мы все шустрые, сколько всего ухитрились без него натворить.

Вот и сейчас небось тоже где-нибудь дрыхнет. В последний раз я видел Нёхиси позапозавчера; на самом деле, страшно соскучился, но таков уж Нёхиси, что скучать по нему – тоже радость. И отдельная радость – представлять, как отлично он спит. Поэтому я его не искал, не звал, даже думать о нем старался осторожно, негромко, без лишних эмоций, чтобы нечаянно не разбудить.

Ладно. Нёхиси в любом случае нет рядом, а объективно, или только с точки зрения моего дурацкого восприятия – один черт. Главное, не забывать, что в нашем случае «нет» – не навсегда, а временно. Ненадолго. Равно как и мое текущее состояние. Равно как и жизнь на земле, – подсказывает саркастический внутренний голос, которым я обзавелся давным-давно, с непонятной мне самому сейчас целью. Видимо, чтобы жизнь сахаром не казалась; впрочем, она им тогда и так не казалась. Ни единого дня.

Того былого меня давным-давно нет, а мрачный внутренний голос, доставшийся мне от него в наследство, все равно регулярно звучит. Убедить себя, будто он говорит забавные вещи, оказалось гораздо проще, чем избавиться от него. Поэтому я нарочно, с несколько преувеличенным удовольствием повторяю: «Временно, как жизнь на земле», – и наливаю сварившийся наконец кофе в чашку. И делаю первый восхитительно горький глоток. Все. Вот теперь мне вообще ничего не страшно. С чашкой кофе в руках я бессмертен. И совершенно точно непобедим.

Поэтому я одной рукой мою джезву, а в другой держу чашку с кофе. И одеваюсь, не выпуская чашку из рук. И из дома выхожу тоже с чашкой, потому что кофе еще не допил. Не то чтобы я куда-то опаздывал, к сожалению, как раз никуда. Но штука в том, что сидеть на месте, в старом доме, когда-то доставшемся мне по наследству от деда и с тех пор блуждающем по речным берегам, в моем нынешнем состоянии – последнее дело, худшее, что можно придумать. Так я долго не продержусь.

Методом проб и ошибок я выяснил, что, проснувшись человеком, надо немедленно выметаться из дома и отправляться – да все равно куда, лишь бы ходить по городу, где мы с Нёхиси за последние годы знатно понатоптали, здесь теперь всюду наши незримые следы, а наступать на них, по изначальному замыслу, крайне полезно для всякого человека – гарантированно приводит к выходу из собственных берегов.

Забавно, что на меня наши следы ровно так же воздействуют. С другой стороны, это целиком соответствует моим представлениям о справедливости. Хочешь регулярно наступать на неведомо чьи следы, от которых сердце поет и пляшет, ум замирает в смятении, а все остальное твое существо приподнимается на цыпочки и завороженно пырится в небо – наследи себе сам. Вот о чем я думаю, пока спускаюсь с холма и иду под ледяным моросящим дождем вдоль реки с чашкой в кармане, потому что кофе уже допил. И, кстати, не откажусь от добавки. А потом не откажусь от нее еще раз. Чем больше будет добавок, тем лучше, меры я никогда и ни в чем не знал.

То есть все со мной ясно, буду сегодня шариться по кофейням, как пьянчуга по кабакам, пока не наступит ночь и они не закроются на хрен. Отлично проведу время, думаю я, ускоряя шаг.

«У нас день рождения, нам сегодня одиннадцать лет, – говорят мне в первой же кофейне, где я прежде вроде бы не был, а сейчас зашел наобум, просто потому, что она по дороге. – Каждому одиннадцатому посетителю кофе в подарок, вы одиннадцатый, что вам налить?» «Для вас какая-то девушка оплатила три чашки кофе, на словах передавать ничего не просила, сказала, пусть хоть что-нибудь в вашей размеренной жизни будет окутано тайной; в общем, одну вычеркиваем», – говорят во второй кофейне, куда я заглядываю так часто, что все бариста знают меня в (человеческое) лицо. В третьей кофейне мне просто молча дают чашку черного, а потом беззастенчиво лгут, будто я им уже только что заплатил. Ну не драться же с ними, беру.

В последнее время со мной постоянно такое случается в те дни, когда я выгляжу достаточно по-человечески, чтобы можно было скромно встать в общую очередь и обычным образом кофе себе заказать. Как будто сама реальность заботится, чтобы я, упаси боже, не остался без кофе, если деньги вдруг перестанут сами собой появляться в карманах пальто. На самом деле в такой опеке нет большой практической необходимости. Человек-то я, конечно, пропащий, но при этом довольно хозяйственный. То есть мелочь на кофе в доме всегда держу. Зато забота реальности о моем пропитании трогает сердце, а это важнее всего.

Дождь, меж тем, прекращается, из-за туч неохотно выглядывает нечто хмурое, заспанное и очень условно напоминающее звезду. Где-то читал, что ученые-астрономы обзывают наше Солнце «желтым карликом», и сейчас, глядя на небо, начинаю понимать почему. Впрочем, не мне придираться к звездам. На себя бы в зеркало посмотрел! – думаю я, устраиваясь на деревянном стуле под тентом. Только и счастья, что не особенно желтый, и размеры вполне приличные, но даже это не моя заслуга, просто с генетикой повезло.

Одновременно на деревянных стульях под тентом устраиваются другие любители кофе, свежего ветра и желтого карлика, ни одного свободного места не осталось на летней веранде кафе. И это понятно. Холодрыга сегодня, конечно, изрядная, зато дождь наконец прекратился, а всем уже осточертело в четырех стенах сидеть. Так что я пью свой кофе в полном одиночестве и одновременно в большой шумной компании, очень пестрой, как обычно у нас. За шестью столами говорят, как минимум, на восьми языках, два из которых я знаю с детства, один когда-то долго учил, еще один смутно разбираю на слух, а остальные просто умиротворяюще чирикают и журчат.