Макс Фрай - Зеленый. Том 1

В ответ на эти безрассудно нахальные мысли ветер швыряет Соне под ноги два желтых ясеневых листа и почти такую же желтую скомканную бумажку. Соня поднимает ее и хохочет: пятьдесят евро! Пятьдесят! Не десять и даже не двадцать, а полновесный полтинник. Вполне можно жить. А для начала – кофе. И пожрать, раз так удачно сложилось. Надо не полениться, дойти до «Обломись, детка», в смысле, до «No Fire No Glory», у них там дивные яйца пашот.

Соня идет по бульвару неторопливо, озираясь по сторонам, как восторженная туристка. Соня ходит здесь почти каждый день, но до сих пор глазеет на город, словно видит его впервые, как будто только вчера приехала, а не сколько-то, кто их считает, лет назад.

Словом, Соня идет, сворачивает, переходит дорогу, пересекает сквер, ловко носком ботинка подбрасывает в воздух круглый блестящий шоколадный каштан, растерянно улыбается, глядя, как каштан улетает в небо и, вопреки неумолимым законам гравитации и прочей дурацкой физики, не падает, а исчезает неведомо где, в облаках. Соня еще долго стоит, смотрит вслед исчезнувшему каштану и не рыдает от счастья только потому, что сила воли у нее – о-го-го. Любой, кто знаком с Соней, лентяйкой, неряхой, бездельницей, которая ходит где вздумается, гуляет сама по себе, никогда не выполняет своих обещаний, не возвращает долги и даже пишет, в лучшем случае, три-четыре картины в год, хотя могла бы клепать их десятками и жить припеваючи, потому что девочка, по общему мнению, незаурядный талант, но безалаберная и совершенно безбашенная; короче, любой на этом месте заржал бы: сила воли? У нашей Сони? Га-га-га.

Но на самом деле у Сони железная воля, просто приоритеты другие. И никому ведь не объяснишь! Важнее всего на свете для нее – уцелеть, не взорваться, не кричать и даже не плакать в такие удивительные моменты, как, к примеру, вот прямо сейчас, когда, запулив в бесконечность дурацкий каштан, идешь по мокрому тротуару под низким сумрачным небом, и сердце рвется на части от бесконечно счастливой, невыразимой, горькой, мучительной, хоть и разделенной, взаимной любви. Это по-настоящему, физически больно, хоть «Скорую» вызывай, но Соня отлично держится, не настолько она романтична, чтобы прямо сейчас, не позавтракав, умереть от разрыва сердца, или что там на самом деле должно разорваться, когда не помещаешься сама в себя. От этого слишком невыносимого счастья неизменно помогает крепкая выпивка, но скучно постоянно быть пьяной, поэтому Соня ни за что, хоть стреляйте, не станет напиваться прямо с утра. И сейчас Соня мысленно обнимает себя, представляет, как гладит по голове и спине: «Успокойся, девочка, все хорошо», – медленно, бережно дышит, каждый вдох – шесть шагов, выдох – сколько получится, скучно считать все время, главное, постараться, чтобы выдох был долгим-долгим, обязательно дольше, чем вдох.

Соня уже привыкла каждый день умирать от любви, Соня любит Берлин, как – наверное, точно она не знает – люди любят других людей. Не все и не всех, но с некоторыми иногда что-то похожее точно случается, когда страсть сносит им крышу, будит кровожадное внутреннее чудовище, но нежность не дает разорвать любимого и себя на куски. В Соне столько любви, что на весь мир хватило бы, но человек так глупо устроен, что нельзя за одну, даже за сотню прогулок обойти и обнять весь мир, а Берлин за сотню все-таки более-менее можно. Этот огромный, нелепый, веселый, красивый, уродливый, расслабленный, деловитый, аккуратный, как новенький офис, грязный, как адские коридоры город, кое-как помещается в Соню, он – ее космос и ее отражение, поэтому Соня любит Берлин.

Часом позже Соня покидает кафе под названием «No Fire No Glory», словно бы специально придуманным, чтобы дразнить лично ее. Но сейчас Соня даже в шутку на них не сердится, Соня спокойна и благодушна, потому что сыта. Еда в этом смысле вполне заменяет выпивку – если заставить себя по-настоящему много съесть, целую порцию, а не кусочек того, крошку сего, как Соня привыкла, тоже на какое-то время тупеешь, в смысле, успокаиваешься немного. И сердце не болит, и дыхание не останавливается, даже когда выходишь из полумрака кафе на улицу, а там внезапно синее небо, почти по-летнему теплый ветер, веселый солнечный день. Ничего особенного все равно не почувствуешь, только легкую радость, умиление, или как там оно называется, довольно приятное ощущение, но такое слабое и незначительное, все равно что почти ничего. Поэтому Соня не особо любит быть сытой, тогда лучше уж сразу пьяной, все-таки быть пьяной в сто раз интересней и веселей. Но изредка можно и сытой – просто разнообразия ради. Соня любит разнообразие, с ее точки зрения, только ради него и придумана жизнь.

«Вот сейчас, пока я такая спокойная, сытая и всем на свете довольная, надо зайти к Дите, – думает Соня. – Дита обрадуется. И быка ей сейчас отнесу. И скажу, что браслет потеряла. И может быть, наконец пореву. И попрошу Диту со мной хотя бы всю осень не ссориться, назло моим глупым предчувствиям. И дураку-сценаристу, если он где-нибудь все-таки есть».

Состав и пропорции:

ликер «Блю Кюрасао» 50 мл;

апельсиновый сок 75 мл;

лед.

В шейкере со льдом встряхнуть «Блю Кюрасао» и апельсиновый сок. Процедить в бокал для мартини.

Встретил их в переулке между Вингрю и Пилимо. Шел в кофейню, которая возле музея, а ребята как раз выходили из ресторана Gaspar’s. Блетти Блиса он узнал издалека и первым делом подумал: ну надо же, бывают и совсем случайные встречи, просто так, а не потому, что я захотел. Я бы, может, и захотел, просто забыл о нем начисто, слишком много всего успело с тех пор стрястись. И он тоже хорош, обещал объявиться в ближайшее время, а сам не позвонил. Хотя черт его знает, может, он-то как раз и звонил, просто не заставал, я же вечно болтаюсь где-нибудь вне зоны обслуживания. Самый недоступный в этом городе абонент.

Пару секунд колебался – подойти или лучше не надо, все-таки чувак не один. Но любопытство оказалось сильней деликатности. Интересно же, что там за девчонка, из-за которой Блетти Блис не вылезает с Другой Стороны. Остальные хлебнувшие здесь забвения и чудом вернувшиеся домой теперь даже слышать о Другой Стороне не хотят, палкой их сюда не загонишь. Я-то не в счет, у меня просто нет выбора. С другой стороны, у него, получается, тоже нет.

В общем, помахал им и подошел, заранее приготовившись сразу сослаться на дела и уйти, если ему не особо обрадуются. Но Блетти Блис, наоборот, как-то даже слишком сильно обрадовался, словно они были не едва знакомы, а крепко дружили всю жизнь. Воскликнул:

– Ну ничего себе! Нинка, прикинь, это он и есть! Который все может. – И объяснил удивленному Эдо: – Как раз сегодня нашел в бумажнике твою визитку и весь вечер ей о тебе рассказывал. Мифы и легенды о профессоре Ланге это у нас теперь новый жанр устного творчества. А я – народный сказитель. Когда совсем надоест работать, буду на ярмарках за еду выступать.