Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

Эмма закатила глаза.

— Зара, Клэри и Джейс не приходились друг другу родственниками.

— Да, но, они думали, что приходились, а это одно и тоже! — закричала Зара, подобно воющей башне. — И теперь они мертвы! Вот что будет с тобой и Джулианом! Мы оставим ваши трупы на поле битвы, а вороны выклюют ваши глаза, я позабочусь об этом…

— На каком поле битвы? — Тихо спросила Эмма. Зара побледнела. Ее рот открывался, а слюна покрывала ее губы. Наконец она подняла Кортану между собой и Эммой, словно отгоняя вампира распятием.

— Двадцать четыре часа, — выдохнула она. — Если вы не будете у ворот Аликанте, то никого из вас не останется в живых. Она повернулась и пошла прочь. Эмме потребовался весь ее самоконтроль, чтобы не последовать за ней. Она заставила себя отвернуться от Зары. И вернуться в Институт. Она промчалась через лужайку и вверх по лестнице. К тому времени, как она достигла входной двери, ее гнев превратился в предвкушение: ей нужно будет поговорить с Джулианом. Она должна была рассказать ему о Заре. Она рывком открыла переднюю дверь, уже представляя, что Джулиан сказал бы ей. Он сказал бы ей не беспокоиться. У него будет план того, что им нужно будет делать. Он мог бы даже заставить ее рассмеяться…

Последовала вспышка острой боли в ее руке. Ее руна. Она задохнулась и вздрогнула. Она находилась на лестничной площадке Института, которая была пуста, хвала Ангелу. Она закатала рукав своей рубашки. Парабатайская руна пылала на ее предплечье, словно клеймо, красным пятном на ее коже. Она осела спиной к стене. Если даже мысли о Джулиане сделали это, то сколько времени у них осталось? Сколько времени, прежде чем она должна будет пойти к Магнусу и лишиться навсегда своих рун?

* * *

Прислонившись к стенке камеры Гарда, Диего держал брата в своих руках. Джейми в какой-то момент уснул прошлой ночью, или, по крайней мере, Диего предполагал, что была ночь… трудно было сказать наверняка, когда не было возможности отслеживать время, за исключением еды, которая подавалась нерегулярно. Оставалось только спать, есть и пытаться сохранить силы Джейми. Джейми дышал напротив него — низкие нерегулярные вдохи, его глаза были закрыты.

Одни из самых ранних воспоминаний Диего о брате, были о том, как держал его на руках. Когда ему было пять лет, а Джейми всего три, он носил его везде. Он боялся, что в противном случае Джейми, перебирая своими короткими ножками, упустит в мире все то, что хотел показать ему Диего. Иногда в конце долгого дня его младший брат засыпал у него на руках, и Диего уносил его в постель и укладывал спать. Диего всегда заботился о своем брате, и беспомощность, которую он испытывал теперь, наполняла его яростью и отчаянием. Так долго, он воспринимал Джейми маленьким мальчиком: быстрым и озорным. Даже когда он сбежал с Этернидадом, это казалось еще одной его игрой, в которой он всегда вылезал из неприятностей и фокусничал. Но в последние несколько дней, когда Джейми стал слабее, но отказывался говорить Заре что-либо о семейной реликвии, Диего увидел стойкость под игривым отношением брата, его преданностью семье и делу.

Он поцеловал Джейми в макушку, его черные волосы были неровными, взъерошенными и грязными. Но Диего это не волновало. Он сам был грязным.

— Siempre estuvo orgulloso de ti, — сказал он.

— Я тоже всегда гордился тобой, — пробормотал Джейми, не открывая глаз. Диего испустил хрипловатый смешок облегчения.

— Ты проснулся.

Джейми не двигался. Его смуглые щеки были красными от лихорадки, губы потрескались и кровоточили.

— Да. Я проснулся и собираюсь вечно удерживать этот момент.

Вечно. Скорее всего, ни один из них не вечен. Диего думал о семейной реликвии, ее оптимистическом символе бесконечности, повторяющемся снова и снова, обещая бесконечное будущее. Этернидад. Но не стал ничего из этого говорить вслух. Он молча погладил волосы Джейми и слушал, как дышит его брат. Каждое дыхание — это борьба, подобна бурной реке прорывающейся через разрушенную плотину. Отчаяние Диего поднималось в нем волной, подобно тихому крику, зарождающемся у него в горле. Он готов был что угодно отдать за стило.

Они оба подняли глаза, когда знакомый лязгающий звук объявил о том, что, как догадался Диего, было завтраком. Конечно, сейчас должно было быть утро. Он моргнул от тусклого света, идущего от открытой двери тюрьмы. Фигура подошла ближе к их камере, ею оказался Ануш Джоши, неся поднос. Диего молча посмотрел на Ануша. Он перестал просить о помощи кого-нибудь из охранников. Если они были достаточно чудовищными, чтобы сидеть сложа руки и наблюдать, как Джейми медленно умирает, то бессмысленно просить их о чем-либо. Это только сделает Джейми хуже. Ануш опустился на колени с подносом. На нем был наряд стража Совета, его темные волосы были спутаны, а глаза покрасневшие. Он поставил поднос на землю. Диего откашлялся.

— Джейми слишком болен, чтобы есть это, — сказал он. — Ему нужны свежие фрукты. Сок. Все, в чем есть калории.

Ануш заколебался. На мгновение Диего ощутил проблеск надежды. Но Ануш медленно просунул поднос через отверстие в нижней части двери.

— Полагаю, что он захочет съесть это, — сказал он. Он встал и поспешил прочь, закрыв за собой дверь тюрьмы. Прижав к себе Джейми, Диего одной рукой подтянул к себе поднос. Волна удивления прошла через него. Рядом с обычными мисками каши лежало стило и записка. Диего схватил их дрожащей рукой. В записке было написано:

«Ты был единственным, кто был добр ко мне в Некроситете. Я ухожу из Идриса и охраны. Я знаю, что где-то там существует сопротивление. Я собираюсь найти его. Позаботься о своем брате.»

* * *

— Что это? — отозвался Кит. Он мог видеть Тая, спускающегося по грунтовой дороге к шоссе, с ведьминым огнем в руке. Камень отбрасывал на него тень, но на его плече все еще было видно маленькое существо.

— Это древесная крыса, — сказал Тай. Ведьмин огонь погас, когда он присоединился к Киту у края обочины. Он был весь в черном с блестящим кулоном Ливви на воротнике его рубашки. Кит, который не являлся поклонником крыс, с осторожностью посмотрел на животное на плече у Тая. Оно не было похоже на обычную крысу: у нее были округлые ушки, пушистое лицо и хвост. Как оказалось, она обгрызала скорлупу ореха. — Они безвредны, — сказал Тай. — Они любят собирать разные вещи для своих гнезд… пробки от бутылок, листья и желуди. Древесная крыса закончила выгрызать свою скорлупу и выжидательно посмотрела на Тая. — У меня больше ничего нет, — сказал он, снял крысу со своего плеча и осторожно опустил на землю. Она стремглав кинулась в кусты на обочине дороги. — Итак, — сказал Тай, отряхивая свои руки. — Все ли у нас есть для заклинания?