Алексей Баев - Цок [СИ]

Гуляев не мог отвести от девушки глаз. Ах, если бы она только не была невестой Эжена! В общем, старый, пропитанный солью морской волк влюбился, как румяный школяр. Конечно же, этот факт не остался незамеченным. Но, веруя в безупречную честь русского офицера — своего друга, плюс — не забывая о проявлении любви в абсолютно диких и неистовых местных традициях, той любви, что искренне испытывала к нему юная таитянка, Эжен Анри лишь отмахнулся от нехорошего предчувствия. Да и, в конце-то концов, что плохого в том, что его женщина нравится другим мужчинам? Он лишь предупредил Артура: «Ты с ней поосторожнее. Не обидь нечаянным ни словом, ни жестом. Местные короли свою власть получают совсем не от нашего Бога. Я иногда наблюдаю за ней… Что-то бормочет, руками водит странно… Ворожит? Наверное… И туземцы преклоняются перед нею, как мы не чтим Христа. Представляешь, они целуют её следы…» Впрочем, сказав это, тут же рассмеялся. Однако Артур Фаддевич почувствовал, как по спине его пробежал неприятный холодок.

Да. Тогда Эжен ещё смеялся.

Но совсем скоро ему стало не до веселья. Как он не бросился с высокой скалы, узнав наутро день, что приходившие ночью русские матросы унесли не только напившегося до беспамятства капитана, но и вероломно похитили отдыхавшую на берегу юную принцессу Мари? Одному Богу, наверное, это только и известно…

К чести Гуляева, он был не в курсе происходящего. Да, да. Напился. До беспамятства. Никогда себе ничего подобного не позволял, а тут… Иначе он бы непременно воспротивился действиям команды. Пресёк бы гнусные намерения на корню и немедленно. Но в том-то и дело, что узнал о происшествии только спустя два дня. Когда «Гермес» на всех парах шёл в порт Бомбей.

Артур Фаддеевич хотел было отдать приказ на возвращение в Папеэте, но жесткий график ему этого позволить не мог. Не из своего ж кармана неустойку платить. Огромную. Откуда такие средства у морского офицера? Поначалу решив отправить несчастную Мари обратно на попутном судне из Индии, капитан вынужден был отказаться и от этого плана. Даже свои матросы такими плотоядными взглядами посматривали в сторону беззащитной дикарки, что Гуляеву невольно пришлось стать для девушки покровителем. Да и чувства… Пусть, это и не главное.

Мари, впрочем, вела себя достойно. И спокойно. Как настоящая леди. Не кричала, не заламывала рук. Лишь неподвижно стояла часами на корме и чёрными своими бездонными глазищами, наполненными вселенской тоской, смотрела куда-то за горизонт. Молча…

Вернувшись из длительного похода, шестидесятилетний Артур Фаддеевич Гуляев уволился из пароходного товарищества и на скопленные за годы службы средства снял апартаменты на Петербургской стороне. Он серьёзно увлёкся живописью, а вечерами обучал оказавшуюся удивительно способной к грамоте и наукам Мари, которая ещё во время долгой стоянки на ливерпульском рейде родила прелестного мальчугана. Голубоглазого крепыша.

Ставший с возрастом здорово сентиментальным, Гуляев растрогался, решив малыша усыновить, а на туземке, если та не станет возражать, жениться. Мальчика назвали Евгением в честь родного отца, оставшегося на запредельно далёком теперь острове. Вот только сама Мари ни в какую не хотела креститься или даже просто зайти в храм. Естественно, о законном браке не могло идти речи.

Артур Фаддеевич настолько сильно любил прелестную островитянку, что, пожертвовав собственными чувствами, купил ей небольшую студию в доме на Английской набережной. Бывая чуть не каждый вечер в доме Мари, где та жила вдвоём с мальчиком, Гуляев до сих пор строил планы, как вернуть её на родину. Да, в глазах этой молодой и неплохо образованной теперь женщины жила одна лишь тоска. Дикая и первобытная. Страшная…

Если бы не эпидемия холеры, разразившаяся в том году в Петербурге, Артур Фаддеевич и осуществил бы своё намерение, но увы. Жизнь его безвременно оборвалась.

Оставшаяся с годовалым ребёнком на руках в холодном чужом городе, иноземка запросто могла впасть в отчаяние. Но не дали. Помогли. Бывший старпом, а ныне и сам капитан Александр Андреевич Тулин связями своими, взятками, да и порой просто уговорами помог справить документы, по которым Мария и Евгений Гуляевы были признаны полноправными наследниками покойного Артура Фаддеевича.

Когда ж маленькому Эжену исполнилось двенадцать, всё тот же добрейший Александр Андреевич устроил паренька в императорский морской кадетский корпус… А спустя месяц из квартиры на Английской набережной исчезла его мать, Мари Гуляева. Пропала. Как сквозь землю провалилась.

Люди поговаривали, что видели Машу, как теперь звали её в Петербурге, близ Гатчины. И в Москве, и даже в Нижнем Новгороде, но боцман с «Гермеса» рвал на себе тельник. Мол, это она, Мари, стояла на палубе новенького британского парохода, когда тот отчаливал месяц назад, беря курс на Стокгольм.

Тулин проверил. И убедился в правоте слов подчинённого, когда навел справки о пассажирах того рейса. Пароход «Виктория Дрим» с Марией Гуляевой, пассажиркой второго класса, действительно вышел из Петербурга и взял курс… нет, не на Стокгольм, конечно. На Сидней. А там до Полинезии если и не рукой подать, то, скажем, не столь пугающее расстояние.

Позже, осматривая пустую квартирку на Английской, Тулин в обществе своего юного протеже Евгения нашёл письмо. Вот оно, пожелтевшее от времени и до сих пор лежавшее в шкатулке на туалетном столике:

« Милый мой мальчик,

даже если я больше и не вернусь в Санкт-Петербург, ни в коем случае не пытайтесь избавиться от этой студии. У Вас, мой дорогой Эжен, когда Вы возмужаете, родится дочь. Если нет, то у Вашего сына. Или внука. Эти стены — дар ей, наследнице моей крови. Лишь она всё поймёт. Что? Увы, пока я и сама не знаю. Лишь верю. И доверяю своим чувствам.

Сегодня мне исполняется тридцать лет. Может, Вы когда-нибудь и простите свою непутёвую мать. Коль нет, я не в обиде. Безусловно, знаю, что поступаю дурно и очень бесчеловечно, оставляя Вас сиротой. Но ничего с собою поделать не могу. Я должна хотя бы ещё только раз увидеть его — Вашего родного отца. Должна. Ведь зачем-то наши духи послали мне от него весточку? Пусть и таким нетривиальным способом — через рисунок. Зачем?

Её — эту весть — найдёт моя наследница. Пусть она же снимет покрывало с холста, помеченного красной точкой. Но только она. Не трогайте, прошу.

Денег, что лежат на именном счёте, открытом на Ваше имя в известном Вам банке, должно хватить с лихвой и на Ваше обучение, и на маленькие земные радости. Надеюсь на это.

P.S. Эжен, прошу Вас, хоть и не смею… Постарайтесь не думать обо мне плохо.

С самой искренней любовью, Ваша матушка