Алексей Баев - Цок [СИ]

Снова зачирикал сотовый. Из спальни. Ах, чёрт, телефон-то забыла, раззява!

Не снимая обуви, Маша на носочках прошла через всю квартиру. Взяла с постели трубку.

— Привет, лапа! — радостно прокричал в динамик Родина.

— И вам, Антон, здрасьте, — улыбнувшись, ответила Маша. — Чем-то порадуешь?

— Обязательно. Как только, так сразу, — сказал Мамаев. — Слушай, подруга, ты б не могла на пять минут заскочить в галерею? Хочу, чтоб ты всё посмотрела незамыленным взглядом.

— Почему нет? Через полчасика где-то. Нормально?

— Годится, — ответил Родина. — Жду тебя, лапа. Заметь, с нетерпением.

Совсем голова дырявая стала. Завтра ж открывается первая персональная выставка! «Предопределение». Ну и названьице Родина придумал. «Самое то, лапа! Ты рисуй свои пейзажики, а общественное мнение расшатывать — моя забота».

Ай, какая разница?! Название и название. Хуже бывают.

Но в голове вновь что-то перещёлкнуло — всё-таки сегодня совсем не так, как обычно…

А как? Как «обычно»? У кого можно спросить?

В галерее Маша проторчала до десяти вечера, да так ничего с Мамаевым толком и не обсудила. Из Дании приехала Валя Подзорная, которая хоть и говорила ныне с манерным евроакцентом, нисколько не изменилась. Сказала, что забежала к Антошику всего на тридцать секунд, а тут — ба! — древняя подруженция. Ну и задержалась на каких-то восемь часов. Или девять. Но пела Труба красиво. Не отнять. Рассказываемые ею непридуманные (ой ли?) истории из жизни «вольного града Христиании» реально заставили забыть обо всём на свете. И когда Маша, выпив, наверное, сотую чашку кофе, взглянула на часы, у неё глаза из орбит полезли.

— Японский жешь городовой! Времени-то, ребят!

— Ладно, лапа, ты завтра подгребай пораньше. Открытие у нас в три… Давай часикам, скажем, к двум. А там на месте сориентируемся, — печально сказал на прощание измученный собственным гостеприимством Родина.

Труба, похоже, никуда не торопилась — декларированные тридцать секунд обещали затянуться ещё на пару-тройку часов.

— Договорились. К двум. Ты уж мужайся, Антохин, — негромко сказала Маша, сочувственно потрепав несчастного галериста за руку.

Застёгивая пуховик, мельком бросила взгляд на тумбочку, на которой беспорядочно валялись каталоги и глянцевые журналы. Верхний был раскрыт.

Что???

С блестящей чёрной страницы большие белые буквы недвусмысленно объявляли:

«ПРЕДО».

Но незаметно сдвинув в сторону лежащий поверх изданий Антонов берет, закрывавший часть послания, лишь разочарованно вздохнула.

«ПРЕДОХРАНЯЙСЯ.

СПИД НЕ СПИТ».

И название известной марки презервативов. Чёрт. Всё опошлили!

Но в висках вновь застучало: «Что-то-бу-дет-что-то-бу-дет-что-то-бу…»

В супермаркет Маша решила не заходить. Поздно. И крюк делать. Да и тащиться потом в темноте по гололёду — к ночи здорово подморозило. Ещё с кошёлками. Нет, наитухлейший вариант.

Андрюха ж с утра приедет! Он и закупится. А что, позавтракают с Артом сосисками и сходят. Иль ни разу не мужики?

Успокоив себя, Маша неторопливо заскользила в сторону дома. Проходя через скверик, остановилась полюбоваться ночным пейзажем.

Уже минут пять шёл снег. И сразу всё вокруг захорошело. Красотища! Белые пушистые хлопья быстро одевали озябшие липы и тополя, укрывали одеяльцами подмёрзшие дорожки и всё падали, падали, падали…

Под единственным горящим фонарём на полусгнившей лавочке сидел, опустив голову и засунув руки в карманы, одинокий мужчина в длинном чёрном плаще и белой широкополой шляпе. Видать, о чём-то задумался. Или заснул. Растолкать? Замёрзнет ведь… А вдруг это ночной маньяк, вышедший на охоту за беспечными дурочками? Брр!

Маша вздрогнула и быстренько пошла прочь. Рискуя упасть, почти на бег перешла. Но нет, шагов из-за спины не слышалось. Слава Богу!

Уже набрав код и схватившись за дверную ручку парадной, резко обернулась на странный звук. На звук? Да. И вроде б отдалённо знакомый…

Бзыньк? Какой-то звонкий щелчок… Нет. Похоже, просто показалось.

Да что же такое сегодня творится-то?!

Включив в холле свет и задвинув щеколду, Маша скинула обувь, бросила сумку на комод и, повесив пуховик на плечики, уселась на кривоногий стул. Взглянула на часы. Одиннадцать. Без одной минуты. Нда… Сходила за хлебушком!

И в этот момент на кухне что-то ухнуло. А потом дзынькнуло.

Маша вздрогнула. Напряглась.

— Андрей, этот вы? — с дрожью в голосе позвала она. — Приехали пораньше, да?

Но в ответ раздалось теперь совершенно отчётливое «цок»… Цок?

— Предо? — прохрипела полушёпотом разволновавшаяся Маша и, поднялась со стула.

Ноги вдруг стали ватными. Схватилась за угол комода. Добравшись по стеночке до кухни, щёлкнула выключателем.

Никого. Идиотка, нафантазировала себе!

Погасив свет, Маша почувствовала жуткое разочарование. Но и одновременно сильное облегчение. Ноги снова ходили нормально. И сердце больше не выпрыгивало. Что ж. Интуиция соврала. Ну и ладно. Случается.

Обогнув ширму, Маша вышла в гостиную. А там…

В мерцании старенького монитора, в спешке не выключенного перед уходом, и в мягком свете абажура, проникающем из прихожей, она вдруг отчётливо различила очертания высокой человеческой (человеческой?) фигуры. Боже! Тот самый маньяк из сквера… Длинный чёрный плащ, широкополая белая шляпа. И руки в карманах. Прячет нож? Удавку? Что делать?! Что???

Незваный гость, меж тем, совершенно спокойно стоял к ней боком в самом центре комнаты и внимательно рассматривал висящий на стене портрет хранителя. Однако, почувствовав на себе испуганный Машин взгляд, немедленно повернулся. И, весело цокнув языком, произнёс:

— Ну, во-первых, здравствуй, красавица… — и так и не дождавшись ответа, заговорил снова: — Во-вторых, Машенька, портрет мне весьма понравился и приглянулся. Подаришь? Кажется, сто лет не видел себя таким. О, Всевышний! Скажи, где теперь мои серебряные крыла? Впрочем, антураж — вовсе не главное, верно? Много важнее, что у тебя всё хорошо. Ну? Чего ж ты молчишь-то? Оттай, красавица! Я снова с тобой. Может, капельку коньяку? А? Для тонуса?

И всё-таки — да. Он вернулся. Вернулся!

Предо… Милый мой хранитель!

Маша хотела о многом ему рассказать. Нет, не о многом. Обо всём! Она даже заранее — ещё несколько лет назад — набросала и выучила наизусть «вступительное слово», которое произнесёт сначала. Если, конечно, встреча когда-нибудь состоится. Она хотела броситься к нему в объятия, прижаться, положа голову на холодную грудь и стоять так долго-долго… Или нет. Нет! Надо отвести ангела на кухню, усадить в глубокое, уютно продавленное кресло и быстренько достать из шкафа крохотные коньячные рюмочки на тонких ножках. И тот приснопамятный «земляничный» грааль, что запрятан от чужих глаз в самый дальний угол самого нижнего ящика…