Галина Липатова - Летние учения [СИ]

Филипепи посмотрел направо, туда, куда выходила эта лестница. Там была утоптанная площадка, огороженная по краю обрыва заборчиком, к площадке примыкал двор небольшого сельского дома. Сам дом выглядел небогато, но крыша была целой и явно недавно подлатанной, стены побелены, деревья в саду обрезаны, сорняки на огороде выполоты. Во дворе стояла большая сушилка для рыбы, и на ней под мелкой сеткой висела партия форелей. Из трубы летней кухни вился дымок и доносились запахи клубничного варенья. Вдоль ограды садика тянулась веревка, на которой сушилось белье – в основном женские панталончики и сорочки, пара мужских подштанников и рабочих рубах. Филипепи прислушался – из летней кухни доносились стихи на фартальском, из тех, какие в школах учат для запоминания грамматических правил и произношения.

Ренье поднялся по лестнице, повесил сетку с рыбой на крюк возле сушилки, натянул вдоль забора еще одну веревку и быстро развесил белье, вернулся к рыбе, переложил ее на разделочный стол и принялся потрошить и пластать на филе. Делал он это ловко и быстро, и две полосатые кошки, крутящиеся у него под ногами, то и дело утаскивали под стол и с урчанием пожирали рыбьи головы и потроха. Закончив обрабатывать рыбу, Ренье нанизал ее на веревочку и повесил на сушилку, старательно прикрыл сеткой и пошел к рукомойнику. Из кухни вышла девушка лет пятнадцати, очень похожая на него, подала ему сначала мыло, потом полотенце. Ренье умылся, вытерся и ушел в дом. Девушка вернулась в кухню, а из кухни ей навстречу выскочила другая, помладше, и уселась за столик возле кухни под раскидистым абрикосом. На этом столике громоздились несколько книжек и развернутая тетрадка.

Послышался шорох шагов, Валерио повернул голову на звук и увидел Маттео, очень задумчивого и растерянного.

– Сеньор Валерио? Почему я здесь? – спросил он, показывая на реку, дом на берегу и вообще весь пейзаж. – Это ведь, как я понял, пригород Лютеса, где Ренье жил. Я никогда не был здесь – почему мне это снится?

Филипепи молчал, только хлопнул рукой по траве рядом. Маттео уселся.

– В чем испытание, сеньор Валерио? – Маттео заглянул ему в лицо. – Сначала я увидел отца, и он спросил меня, не передумал ли я. Я сказал, что нет. Ну а потом я вышел из нашего сада и как-то оказался здесь. Почему? Я… не прошел?

– Смотря что, – сказал Валерио. – Выбор прошел. Видно, у тебя в той, обычной жизни нет ничего, о чем ты мог бы сожалеть, разве что удовольствия плоти, но от них ты отказался легко. Знаю, ты любишь другим напоминать об этом, гордясь своим, хм, подвижничеством.

Маттео при этих словах вскинул голову, сжав губы – явно хотел что-то сказать, но сдержался. Филипепи усмехнулся:

– Наивно думать, что это – самое тяжелое в нашем выборе. И что испытание духа в этом и заключается. Ты ради чего шел в Корпус?

Маттео пожал плечами:

– Я Олаварри. Олаварри часто становились паладинами. Это, как мне кажется, куда более высокая честь, чем быть морским или флотским офицером. Мне не хотелось в армию или флот… И к дипломатической службе у меня тоже нет призвания, а все остальное ниже нашего достоинства. Поэтому мне не из чего выбирать, сеньор Валерио. Мои предки присягнули Фарталлео на верность и обещали им службу своих мужчин, пока существует наш род. Потому я здесь.

– То есть ты пришел сюда не по зову сердца, не из отчаяния, не ради того, чтобы служить Ей, а потому, что ты должен исполнить родовую присягу, так или иначе? Проще говоря – ради чести своей семьи?

– Ну, да, – кивнул Маттео, не понимая, к чему клонит наставник.

А тот показал на двор дома. Туда опять вышел Ренье, уже одетый в мундир. Рядом с ним стоял мужчина лет тридцати с небольшим, похожий на него, только волосы были темнее и коротко острижены. Две совсем юные девушки обнимали Ренье и лепетали что-то по-лютессийски, видно было, что им не хочется с ним расставаться.

– Посмотри. Я учил вас замечать детали, обращать внимание на одежду и всякие мелочи, по которым можно узнать о человеке многое. Что ты видишь?

Маттео послушно посмотрел, задумался.

– М-м… Ну… дом сельский. Наверное, обычный лютессийский селянский дом… Недавно оштукатуренный, трещин на стенах нет, значит, штукатурка свежая. Крыша сланцевым шифером крыта, по-моему, чинили ее недавно, места есть, где плитки немножко другие. Труба побелена. Забор меняли тоже не так давно… а вот стекла в окне мутные какие-то, наверное, очень старые. И мелкие. Хм… навозом не воняет, значит, ни лошади, ни коровы, ни свиней нет. Козы, кажется, есть, и куры, их слышно. Дом, кстати, маленький. На три комнатки, не больше, и даже мансарды нет. Соседние дома побольше… Хм… Мужчина одет просто, кожаный фартук известкой заляпан, сабо тоже. На стройке, наверное, работает. Девочки одеты по фартальской, а не местной моде, в ситцевые летние платья и кожаные туфли. А фартуки при том какие-то простецкие. Книги на столе лежат… по-моему, учебники, один, кажется, по геометрии. Белье на сушилке – мужское простое, грубое, заплатанное, а женское наоборот, из тонкого льна, целое и даже с какими-то кружевами и вышивкой.

– Довольно. Что ты можешь сказать об этой семье?

И тут до Маттео дошло, он очень смутился, хотя постарался этого не показать. Помолчал немного, потом сказал:

– Они не так давно переехали в пригород. Купили самый дешевый дом. Старший брат работает каменщиком, мне кажется, это должна быть очень тяжелая работа. На себе экономит, зато на сестер не жалеет. А девочки учатся, и явно уже не в обязательной трехклассной школе, там геометрию не изучают. А Ренье… тоже ничего для них не жалеет. Любит их, а они его.

– Это Лютессия, Маттео, – сказал Филипепи, тоже глядя на то, как Ренье со слезами обнимает сестер, потом надевает берет и уходит со двора. – Здесь у простолюдинов принято рано жениться и заводить семью. За мужчину старше тридцати замуж пойдет разве что вдова с детьми или дурнушка. На неженатых здесь смотрят почти как на извращенцев, даже на паладинов. Хм, особенно на паладинов… знал бы ты, какие похабные о нас здесь анекдоты ходят.

– Получается, Ренье и его брат ради младших сестер отказались от собственного семейного счастья… – Маттео вздохнул. – И выбрали себе такую, хм, незавидную долю в глазах соотечественников? Только ради того, чтобы их сестры получили хорошее образование?

– Сельская жизнь тяжела, особенно для женщины, Маттео. Если бы старший брат Ренье, а потом и сам Ренье женились, их сестрам пришлось бы нянчить их детей, помогать по хозяйству и работать от зари до зари, а потом выйти замуж за немолодых вдовцов и все так же работать от зари до зари и нянчить не своих детей. Печальная судьба младших селянских дочерей, оставшихся сиротами. Если бы их родители были живы, то девочки остались бы при них, их мужья бы вошли в их семью, а братья, наоборот, жили бы своими домами. Но семье Магри не повезло. И братья решили избавить их от такой судьбы. Как думаешь, жертва Ренье меньше твоей? Что выше – отдать себя служению ради чести своего рода или ради счастья своих родных?