Галина Липатова - Летние учения [СИ]

Джулио, поколебавшись, зашел за скамью, раздвинул плющ и протиснулся в щель.

В лощине всё было как обычно: шумел ветер в верхушках тисов, высокие густые травы одуряюще пахли, нагретые солнцем и напоенные влагой, и едва заметная тропка вела к кругу из древних замшелых колонн с украшенными рунами капителями. В круге стоял алтарь с акантом, но сколы на этом камне свидетельствовали о том, что когда-то его покрывали другие знаки. В старые времена за алтарем еще стоял каменный трон, но когда предки Джулио приняли Откровение Пяти, этот трон разбили и вынесли из круга.

Обычно в этом месте никого не было, Пекорини нечасто приходили сюда, только в очень особенных случаях. Но сейчас Джулио оказался здесь не один: перед входом в круг на одном из обломков каменного трона сидел высокий мужчина в легкомысленном одеянии из полупрозрачной ткани и серебристых листьев, в большой рогатой короне-полумаске и с длинными серебряными волосами. В правой руке он держал золотую чашу.

Джулио замер, не решаясь ступить дальше.

– Что стоишь, лэанн Пекорини? – насмешливо спросил мужчина на сидском спеахе. – Иди сюда.

Джулио сделал шаг вперед, еще один, потом спохватился и остановился – не без труда. Очень хотелось посмотреть в глаза этому сиду, но Джулио в последний момент удержался – вспомнил историю с паладином Анхелем и парковым лабиринтом. Не хотелось бы так же вляпаться. Вспомнив это, он и понял, что сон каким-то образом реален. И что бы он тут ни сделал – это будет иметь значение для его дальнейшей судьбы.

– Боишься, – не столько спросил, сколько отметил сид, устраиваясь поудобнее на обломке древнего каменного трона.

Джулио ему не ответил, наклонился и сорвал несколько цветков у обочины тропки, а потом быстрым шагом пошел к кругу из колонн. Надо было пройти мимо сида, а это было непросто – тот, развалясь на камне, вытянул ноги поперек тропки, и, конечно же, попытался сделать подножку, но Джулио все-таки как-то сумел извернуться и перепрыгнуть, оказавшись уже в круге колонн. Там он выдохнул.

– Думаешь, там я тебя не достану? – рассмеялся сид, разворачиваясь на камне так, чтоб оказаться лицом к кругу.

Конечно же, Джулио так думал, но от этих сидских слов всякая уверенность в собственной безопасности пропала. Все же он обошел алтарь, положил на него цветы и опустился на колени. Пошарил в кармане в поисках четок и только сейчас заметил, что на нем не паладинский кадетский мундир, а обычная цивильная одежда. Джулио зажмурился и усиленно представил себе, что это не так, что на нем все-таки мундир с большими удобными карманами, а в левом кармане – четки, пятьдесят продолговатых бусинок из нефрита и золотой листок аканта. Вообще-то сначала у него были четки из оливковых косточек, как и у всех кадетов – выдали всем одинаковые при поступлении в Корпус. Но те четки Джулио успешно потерял (за что полагались три дня в карцере с покаяниями). Вторые и третьи тоже (четыре и пять дней карцера соответственно). Эти же ему дал отец и сказал, что если он и их потеряет – то он, маркиз Пекорини, сам, лично позаботится, чтобы беспутного сынка отправили в самый отдаленный монастырь с самым строгим уставом. Потому что это была, ни много ни мало, семейная реликвия. Джулио тогда даже удивился – чего это отец отдал ему такую ценность, и проникся.

Воображение у Джулио всегда было хорошим, даже чересчур, и к тому же он умел менять собственные сны усилием воли. Совершенно бесполезное в реальной жизни умение, но сейчас вдруг очень пригодилось. Карманы ощутимо потяжелели, и когда он сунул руку в левый, то тут же четки и нащупал. Вынимать не стал, только поднял голову и посмотрел на сида… и наткнулся на его взгляд.

Огромные золотисто-зеленые очи глядели на него насмешливо и заинтересованно одновременно. Джулио почувствовал, что не может отвести взгляд, и что сид смотрит ему прямо в душу, видит самые тайные мысли и желания.

А сид встал, подошел к самому кругу, поморщился, шагнул еще, с усилием, словно преодолевая встречный поток воды, и оказался внутри круга.

– Это место было когда-то моим, лэанн Пекорини. Ты наивно думаешь, будто я не могу войти сюда?

Он подошел еще ближе, протянул чашу:

– Как тебе, должно быть, тяжко соблюдать эти глупые обеты, лэанн Пекорини. Никто из вас прежде не отдавал себя Сияющей, слишком вы любите удовольствия. Бери чашу, пей и живи радостями, а не служением и воздержанием.

Джулио каким-то образом нашел в себе силы помотать головой. Сид рассердился, швырнул чашу на землю, и она скатилась к краю круга, проливая золотисто-радужную жидкость, от которой тут же начали подниматься вверх струйки разноцветных испарений.

– Упрямство – особая черта вашего рода, за то я вас и люблю, – сид подошел еще ближе, почти вплотную к алтарю, и остановился. Наклонился, неотрывно глядя в глаза Джулио. Протянул к нему руку, не касаясь алтаря, и дотронулся до его губ:

– Юный и глупый, о да. Но я чую, ты полон желаний и жажды наслаждений, как и все лэаннах Пекорини. Я дарил всё это твоим предкам, и желаю дарить и тебе – стоит только отказаться от обетов. Зачем мучить свою плоть воздержанием, когда вокруг так много красивых женщин и мужчин, жаждущих удовольствий? Откажись от обетов – и живи полной жизнью. Никто не обвинит тебя в нарушении обещаний, никто не накажет тебя – если ты откажешься сейчас. Подумай! Последняя возможность. Ведь ты же не сможешь вынести эту долю, над тобой смеются и считают тебя дураком, неспособным и негодящим, так зачем же терпеть насмешки и страдания? Зачем тратить свою короткую жизнь на то, что тебе не по сердцу?

Он гладил кончиками пальцев лицо и шею Джулио, спускаясь ниже и ниже, к воротнику и проникая за него, расстегивая пуговицы одну за другой. Горячее желание охватило юношу, захотелось выйти из-за алтаря, шагнуть навстречу этим ласковым рукам и отдаться им в полную власть.

Последним, каким-то совершенно невозможным усилием воли Джулио выхватил из кармана тяжеленькие четки и поднял их повыше, крепко сжимая в руке:

– Нет, – прошептал он, по-прежнему глядя в глаза сиду, но чувствуя, как тягучая, чарующая сила отпускает его. – Я не дурак и не бездарь. И не слабовольный тюфяк. И я не сдамся. Пекорини никогда не сдавались, никогда!

Поднял вторую руку – с усилием, словно на ней были навешаны тяжеленные кандалы, и взялся за четки обеими руками. Сид отшатнулся от него, и наваждение окончательно пропало. И Джулио сказал на спеахе:

– Мой предок поборол тебя, Кернунн Ад’Аркха, и я смогу. Я не твой. Я отдаю себя Деве отныне и до конца моих дней.

Он сдвинул бусину, затем вторую. Сид шагнул назад, его словно выносило за круг встречным течением, и с каждой отсчитанной бусиной на четках это течение становилось сильнее, пока наконец сид не исчез в мареве Завесы. А Джулио, чувствуя невероятную усталость, опустил голову, глядя на древний камень алтаря, покрытый грубой резьбой и трещинками.