Вероника Кунгурцева - Дольмен [litres]

Дверь дома не заперта на ключ. Внутри все пропитано стойким мужским запахом: пота, одеколона, курева. Слава богу, цветы в горшках целы. Она сунула руку в кадку со столетником, порылась в земле – и вытащила наружу тяжелый мешок, потом пакет за пакетом сняла покровы, развернула Медеин платок, достала золотой с багровоглазыми розами венец и нацепила на голову. Волосы, смоченные дождем, еще не высохли, рыжий халат лип к ногам; вымыв руки и покопавшись в сундуке, Елена отыскала другой халат – медицинский, с пожелтевшими костяными пуговицами, великоватый ей, зато не мокрый.

Поликарп, сгорбившись, сидел на крышке дольмена, валявшейся на земле, голова его, как подсолнух, была повернута в сторону солнца. Оглянувшись на Елену в белом халате, он вздрогнул и сказал:

– Ты не могла надеть ничего лучше, лепокудрая.

Елена не поняла, к чему это он.

– Я замерзла, – сказала она и сунула руки в карманы медицинского халата.

– Иди сюда, – позвал циклоп, и она, подлетев, опустилась рядом, адамантовый меч был прислонен к корявому стволу «доктора Фиша».

Помолчав, Поликарп сказал:

– В ту ночь, когда ты, лепокудрая, решила стать юной… – Елена вздрогнула, потому что они никогда не говорили про это, хотя, разумеется, ему давно было ясно, что она не всегда была девочкой, и она понимала, что он знает, и все равно говорить про это ей было стыдно и больно до слез. – Я оказался здесь, – договорил Поликарп. – Это случилось в тот момент, когда ты пыталась выбраться из ванны, расплескивая молоко вокруг. Ива не могла уже держать дверь на запоре, ибо превратилась в крохотный росток, и дверь приоткрылась… Я сумел протиснуться в щель. И успел вовремя: потеряв себя, ты едва не захлебнулась в этом киммерийском молоке, так же, как Медея однажды. Я вытащил тебя, взял на руки… – Елена покраснела до корней волос, господи! да она ведь была совсем голой там, в этой ванне, – и, завернув, отнес в дом, – продолжал циклоп. – Мне стало страшно, мне показалось, что все повторяется… Ведь я уже нес на руках человеческого детеныша, девочку, в которую превратилась возжелавшая молодости старая женщина. И она хотела быть молодой снова и снова! Я положил тебя на постель старухи и решился уйти и никогда больше не возвращаться! Книгу Медеи, в которой, среди прочего, было средство омоложения, я схватил со стола… и бросил в печь. А потом уже было поздно – мой батюшка, который тоже оказался здесь, Эрехфей… Ведь это я построил богатырскую хатку, сторожевую будку между мирами. Я открыл дверь и выпустил джинна из бутылки. Вон она лежит – пробка, – указал циклоп на замшелый каменный гриб, который Елена в полнолуние месяца мунихион вытащила из дыры дольмена. – Живым чудовищам не место в вашем мире. У вас полно своих, рукотворных. Они вам еще покажут! А мое место – там, – указал Поликарп на глаз дольмена. – Я должен уйти и никогда больше не возвращаться, чтобы не путать карты здешних судеб. Вот так!

Елена закусила губу. Ворон, сидевший на зеленой ветке «доктора Фиша» и клевавший яблоко, слетел оттуда на плечо Поликарпа и каркнул в самое ухо: «Кодес! Шибле! Емиш!» Циклоп кивнул:

– Вот и Загрей того же мнения. Здешние боги гонят меня прочь.

Он посмотрел своим одиноким глазом на Елену и произнес просительно:

– Но Эрехфей… Я ведь должен загнать его на место. И есть только один способ сделать это. Теперь – только один. Ты помнишь: второе решение задачи…

Елена поправила на голове венец, который то и дело сползал ей на глаза, и уколола одним из заостренных золотых шипов лоб, капля крови потекла по переносице, а другая едва не попала в глаз, Елена смазала кровь, нагнувшись, сорвала лист подорожника и прилепила к ранке во лбу. И что-то случилось с землей – гору Ах-Аг, на которой они сидели, так тряхнуло, как будто кто-то пытался сбросить их вниз. Циклоп вскочил на ноги, ворон с пронзительным карканьем взлетел в воздух, а Елена в одной сандалии поднялась над землей по локоть.

– Что это? – закричала она, опустившись на крышу богатырской хатки. – Землетрясение? Начало конца? Что делать? Говори, Поликарп. Что я должна сделать? Я знаю, что должна что-то сделать, но что?

Поликарп медленным движением развязал под бородой черные тесемки, снял с головы грузинскую кепку-«аэродром» – и отшвырнул в сторону. Циклоп опустился перед ней на колени и приблизил свое лицо к самому ее лицу, она увидела свое венценосное отражение в его глазе, похожем на вход в чужой мир. Она вспомнила, циклоп говорил: «Может быть, дольмен – это я». Он склонялся над ней – и она клонилась все ниже, ниже, к каменному столу, лежащему на земле, под яблоней, и вот она уже лежит на холодном мокром камне, ни жива ни мертва в своем белом полотняном одеянии. Тень листьев «доктора Фиша» трепещет на ее лице. Она лежит с раскрытыми глазами и никак не может закрыть их. Она видит высоко-высоко в багровых тучах черного ворона Загрея, превратившегося в муху, он безостановочно кружит, каркая по-птичьи. Одной рукой циклоп расстегивает ремешок на ее сандалии и, осторожно сняв сандалию, бросает в сторону, а другой он достает что-то из своего медвежьего хитона, и… кто-то вновь трясет землю, она слышит грохот далекого обвала, и… она вскрикнула, пропустив этот миг, она только увидела странный блеск ножа, на бронзовой рукоятке которого, она помнила, были концентрические круги, и она ощутила землетрясение внутри себя, а снаружи все утихло, а потом страшная боль в левой груди, она охнула, схватилась за грудь рукой и нащупала рукоятку ножа, торчавшую из нее, как лопата из земли, и потекло что-то жидкое, она смогла поднести руку к лицу – кровь, она лизнула ладонь, соленая, как морская вода, она попыталась вырвать из себя нож, но не смогла, он крепко впился в нее, распоров белую ткань медицинского халата, она укоризненно взглянула в золотой глаз, то ли это был глаз циклопа, то ли яблоко на ветке «доктора Фиша», то ли зрак солнца, она уже не понимала, он смотрел и смотрел в ее наливавшиеся пустотой глаза, руки ее разжались. Сегодня ей исполнилось одиннадцать лет.

Дольмены – загадочные сооружения неизвестного назначения – есть в Тибете, в Индии, в Корнуолле и у нас, на Кавказе. Дольмен – в переводе со старокельтского означает каменный стол. Эти каменные столы, или богатырские хатки, ровесники египетских пирамид; их построили в 5–3 тысячелетии до н. э. по схожей технологии – с применением ручного труда, веревок, рычагов и катков. Составлены они из плит, вес которых может достигать 7 тонн. Пирамиды были гробницами египетских фараонов, это всем известно, а вот для чего служили дольмены, остается загадкой до сих пор. Одни ученые полагают, что эти мегалитические сооружения – тоже гробницы, другие думают, что они – храмы солнцепоклонников. По версии Вуда, Хокинса и Уайта, дольмены – древнейшие обсерватории. На Кавказе дольмены в 1818 г. открыл французский путешественник Тебу де Мариньи. Всего в окрестностях нашего города найдено около 130 богатырских хаток. В том числе такая хатка имеется на даче вашей покорной слуги, собственной корреспондентки НТФ. Поглядите: внутрь через такое отверстие проникнуть довольно сложно, разве только опять стать ребенком.