Юрий Буйда - Сады Виверны

– Существа другой природы? Боже правый, о ком вы говорите, господин Боде? О вампирах? О привидениях?

– О тех, кого можно считать versione vergognosa dell’uomo [62], – ответил старик. – В этом сосуде содержится красный меркурий, вещество, похожее на ртуть, но совершенно безвредное, если к нему не добавить истолченного корня колхинкума. Этот цветок пророс из крови Прометея. Этого сосуда хватит, чтобы в считанные минуты уничтожить дракона, вампира, любую нечисть. Красный меркурий испаряется, стоит только открыть пузырек. Для людей он опасен, но не смертелен. Возьмите, друг мой, и дай Бог, чтобы он вам не пригодился.

– Господин Боде, но зачем мне средство от несуществующих тварей?..

Я осекся, вдруг сообразив, что старик спит.

Дыхание его было слабым, но ровным, и оно не изменилось, когда я на цыпочках направился к двери.

Обычно с утра до вечера Манон не выходила из своих покоев – яркий свет вызывал у нее головные боли, и остаток дня я провел с Анной.

Она одобрила мой замысел побега, больше всего ей понравился второй финал – тот, где я убиваю Рене и мы вместе бежим в Париж.

– Моя тетка служит в «Белом петухе», можно остановиться там, – фантазировала она, – а потом уплывем в Америку, там нас никто искать не станет…

Анну нужно было во что-то одеть. Она щеголяла в моем халате, но для побега следовало подыскать что-нибудь более подходящее.

– У меня сложилось впечатление, что в замке нет служанок, – сказал я. – Маркиза как-то обходится без камеристки и горничной, вместо них у нее лакеи, но ведь должен же кто-то заниматься бельем, кухней и прочими женскими делами. Раз или два я видел чепчики, мелькавшие в глубине темных коридоров, но самих женщин разглядеть не успел…

– Таково требование маркизы, – сказала Анна. – Женщины чистят, моют, стирают, гладят, крахмалят, варят, парят, однако делают все это так, чтобы как можно реже попадаться на глаза. Но одна из них поднимается сюда утром и вечером, чтобы вычистить ночные вазы. Немая девушка, которую зовут Полетт. Глухонемая. Она и спит одна в чуланчике, и столуется отдельно – уж больно грязное у нее ремесло. А работы много. Если Анри заметит, что кто-нибудь из слуг отливает в парке, тому крепко попадет…

– Почему ты заговорила об этой девушке?

– Она меня сегодня чуть не застукала. У нее родинка во всю щеку, и держится она как тень.

Поскольку мы не могли разжиться женской одеждой, Анна взялась за мой гардероб. Она примеряла кюлоты, рубашки, камзолы, чулки, башмаки, сапоги, а я помогал ей, пока мы оба не выбились из сил.

Моя одежда и обувь были ей, конечно, велики, но вид юной женщины в камзоле на голое тело кружил голову сильнее вина.

– Ножницы, иголка и нитки – вот что мне нужно, – сказала Анна.

– Если дворянин попросит иголку и нитки у служанки, это вызовет подозрение, – сказал я. – Вот где пригодились бы свобода, равенство и братство!

Впрочем, близился час, когда я должен был присоединиться к маркизу, чтобы ассистировать ему в битве с деревенским вампиром.

– Маркиз обожает театр и театральность, – предупредила Анна, – поэтому отнесись к этому серьезно. Сыграй роль почтительного и бесстрастного ученика, не сомневающегося в важности дела, которым он занят.

Она настояла, чтобы я надел темно-красный камзол, черный с серебром кафтан, бордовые кюлоты, черные чулки и на всякий случай взял с собой заряженный пистолет. От пистолета я отказался, но пузырек господина Боде незаметно для Анны опустил в карман.

Маркиз одобрительно кивнул, увидев мой наряд.

Сам он был с ног до головы в черном, а его плащ отливал синевой, как вороново крыло. На поясе у него висел короткий меч в ножнах, обшитых бархатом.

В довершение всего мы сели в черную карету без герба, запряженную четверкой вороных.

Кучер был в черной полумаске, но этот острый подбородок и перебитый нос невозможно было не узнать.

От дверей замка мы проехали не меньше тысячи туазов [63] Один туаз – 1,949 метра. , прежде чем перед нами открылись главные ворота поместья.

Сеял дождь.

Старые деревья вдоль сельской дороги шумели и гнулись под ветром, мутная луна то и дело скрывалась за черно-багровыми облаками, отороченными ядовито-синей бахромой.

– Кажется, гром, – сказал я. – Неужели в январе бывает гроза?

Маркиз не ответил, сосредоточенно глядя перед собой. Казалось, он весь ушел в подготовку к ужасному обряду, который нам предстояло провести на деревенском кладбище, но иногда его припудренное лицо дергалось, а накрашенные губы кривились в зловещей усмешке.

Окна дома кюре тускло светились, во дворе толпились угрюмые мужчины, прикрывавшие полами плащей фонари, чтобы их не погасил ветер. Многие держали в руках лопаты и деревянные кресты на длинном древке.

Пахло сальными свечами и горелым маслом.

Мы вышли из кареты, маркиз передал мне небольшой сундучок и вдруг подмигнул, хотя лицо его оставалось бесстрастным.

По спине моей пробежали мурашки, но я взял себя в руки.

– Даже природа пришла в смятение, – сказал толстенький кюре Фуко, спускаясь с крыльца. – Дело за вами, ваша светлость, и да услышит Господь наши молитвы.

Угрюмые мужчины разом перекрестились, один из них – тощий, в войлочной шляпе и кожаном жилете – высоко поднял фонарь и двинулся к воротам кладбища, черневшим неподалеку от дома священника.

Отец Фуко сжал в левой руке наперсный крест и поспешил за ним, окруженный мужчинами.

Мы с маркизом замыкали шествие, но, когда толпа миновала кладбищенские ворота, мужчины придержали шаг, чтобы пропустить нас вперед.

– Следуйте за мной, ваша светлость, – сказал кюре. – Жан-Батист приведет нас к цели.

Тощий мужчина в войлочной шляпе кивнул и зашагал по узкой дорожке, петлявшей между могилами.

– Как его имя? – спросил маркиз. – Как зовут того, кого мы ищем?

– При жизни его звали Франсуа, – сказал священник. – Франсуа Гренье, ваша светлость.

– Среди присутствующих много его родственников?

– Да почти все, ваша светлость. Здесь жили его отец, дед, прадед, а прапрадед был браконьером и утонул в мельничном пруду, и об этом у нас, разумеется, помнят…

Жан-Батист остановился, сделал шаг в сторону и трижды перекрестился.

Земляной холм с покосившимся крестом был изрыт, истоптан, вокруг валялись камни, ветки, какие-то тряпки.

Маркиз обошел холм, не сводя с него оценивающего взгляда, наконец кивнул и обернулся к мужчинам.

– Поставьте кресты там, там и с той стороны!

Крестьяне бросились выполнять его приказ.

Они воткнули в землю кресты таким образом, чтобы получился квадрат.

Сзади неслышно подошел наш кучер в черной маске, в руках он держал заостренный осиновый кол, завернутый в тряпку.

– Факелы! – крикнул де Бриссак.