Макс Фрай - Новая Дикая Охота. Рассказы для живых [сборник litres]

– Ты всё-таки жуть какой умный, – похвалил кота тёплый. – Теперь мне тоже стало понятно. Спасибо, что объяснил.

Всю дорогу кот спал у друга за пазухой, потому что чересчур много съел и слишком долго был жуть каким умным, от всего этого он очень устал. А когда проснулся, знал про этого тёплого лучше-чем-человека так много, словно жил рядом с ним с рождения. И до рождения тоже. Всегда. И хотел, чтобы так оставалось и впредь – это было очень странное чувство. Прежде кот никогда не думал о будущем. И никого не желал оставить себе навсегда.

Поэтому кот сразу подумал: интересно, это он меня околдовал?

– Это ещё неизвестно, кто кого околдовал, – заметил тёплый, усаживаясь в траву. – Зырк! – и приворожил навеки. Чтобы носил тебя на руках и колбасу воровал на рынке. Но не какую попало, а только ту, которая без чеснока.

А ведь мог, – подумал кот, устраиваясь у него на коленях. – Сколько раз уже наблюдал, как некоторые коты околдовывают людей, чтобы те их любили, не хотели расставаться и забирали жить в человеческий дом! Всегда удивлялся: зачем это надо? Какой смысл в том, чтобы человек тебя полюбил? Но у меня-то не человек, а гораздо лучше. Это я молодец, что такого приворожил.

– То-то и оно, – улыбнулся лучше-чем-человек.

Почаще бы он так улыбался. Тогда вообще не надо никакой колбасы. Хотя это глупые мысли, надо, конечно. Улыбки улыбками, а колбаса однозначно не повредит.

– Очень мне нравится, как у нас с тобой дело пошло! – сказал ему друг. – Люди оказались способны на большее, чем я рассчитывал. Не представлял, что человеку так мало надо для превращения в настоящее волшебное существо! Всего одно моё прикосновение и несколько слов. То ли этот мир так сильно изменился с тех пор, когда я здесь в последний раз жил, то ли дело во мне самом? Надо было с самого начала плюнуть на дурацкие правила и не рождаться, а вот так налегке сюда приходить. И мне развлечение, и людям смысл жизни, и всей реальности польза. Этому миру нужны чудеса и просто удивительные происшествия даже больше, чем тебе колбаса.

Кот хотел возразить – не может быть, чтобы больше! никому ничего не надо так сильно, как мне колбасу! – но вовремя понял, что для беспокойства нет ни малейшего повода. Друг не выбирает, кого надо кормить – кота, или мир. Эти его непонятные человеческие чудеса для людей будут не вместо колбасы, украденной с рынка, а параллельно, одновременно с ней.

– Я, знаешь, о чём сейчас думаю? – спросил кота тёплый.

Кот промолчал, потому что сам же сейчас всё расскажет. Когда вопрос риторический, это понятно даже котам.

– Может, мне здесь стоит задержаться подольше? Не бегать туда-обратно, а на месте засесть? Открыть какое-нибудь смешное заведение, куда не все подряд, а только очень странные люди заходят. Лавку редкостей? Художественную галерею? Или лучше книжный магазин? Будем с тобой там сидеть, как в засаде и притягивать к себе тайным магнитом всех, у кого хватит удачи почувствовать этот магнит. Что скажешь? Эй, я не просто так спрашиваю. Без тебя я точно не справлюсь. Ты будешь мне помогать?

Кот удивился: так я уже тебе помогаю. Надо что-то ещё?

– Сможешь полдня просидеть у меня на коленях? – спросил его друг. – Или за пазухой? Или хотя бы где-нибудь рядом, касаясь меня хвостом? Потому что иначе меня никто не увидит и не услышит. Подумают, что пришли в пустой дом.

А, вот ты о чём, – понял кот. – Да вообще не проблема. Так хорошо у тебя за пазухой спится, что я там полдня продрыхнуть могу. Но чур вторые полдня мои! Буду бегать, где пожелаю. Мне надо. Иначе это буду уже не я.

– Не вопрос, – согласился тёплый. – Это я понимаю. Да и мне самому круглосуточно здесь присутствовать не особенно хочется. Это уже работа, а не игра. И колбасу воровать на рынке лучше невидимым, – добавил он, подмигнув коту. – Я-то быстро, конечно, бегаю. Вряд ли кто-то догонит. Но терпеть не могу скандалы и суету.

Они ещё долго лежали в траве и смотрели в небо, потому что в августе ночи звёздные, а для понимающего зрителя это лучше, чем любое кино.

– Это конечно будет халтура, какой мир не видывал, – наконец сказал лучше-чем-человек своему другу коту. – Ну и пусть. Всё равно мне чем дальше, тем больше нравится. Мы с тобой теперь ух чего натворим!

Когда мы сюда пришли, нам сперва показалось, здесь нет почти ничего. Я имею в виду, ничего такого, что можно любить, от чего наполняешься невыносимым светом, а твои тени – сладкой спокойной тьмой, от чего теряешь своё себя в обмен на чужое, ничего такого, от чего прекращаешься, а потом начинаешься снова, с другого начала, не с того, с которого началась в прошлый раз.

Но кое-что здесь всё-таки было. Холм, похожий на наш, но не наш, и далёкий звон, и ветер, гонявший разноцветные листья, и дерево, которое их роняло, и дым, и добродушный весёлый волк, который оказался домашней собакой, и крикливые чёрные птицы, и смешная девчонка. Значит, не зря мы пришли, не зря!

Мы не сразу пришли окончательно. То есть сперва это были ещё не мы, а только намёк на нашу возможность, так проще входить. Это примерно как люди, если не все, то многие, стоя на берегу водоёма, осторожно вступают в воду босой ногой, проверяют, насколько она холодная, с визгом отскакивают или спокойно стоят, привыкают, думают и только потом ныряют по-настоящему, целиком. Вот так и мы – сперва немножко приходим, смотрим, пробуем, думаем, привыкаем, а потом или уходим обратно разочарованные, или приходим полностью. Когда как.

Словом, сперва мы, считай, вообще не пришли, только коснулись границы самыми длинными из своих самых старых теней. Стояли, как люди на берегу, смотрели и ясно видели: здесь нет почти ничего для любви, кроме осени и холма, и далёкого звона, и запаха дыма из человеческого жилья. Но потом я увидела стаю чёрных крикливых птиц и девочку в синей куртке с большим капюшоном, Дая – весёлого доброго волка-собаку, Шата услышала голос дерева, а Ях заметила, что дым принял форму дракона, такого красивого, словно великий мастер его рисовал, и мы, переглянувшись, решили – ладно, раз всё так удачно сложилось, можно попробовать вступить в эту чужую холодную осень, как в воду, примерно по щиколотку в неё войти.

Мы вошли, но отчасти, не в полную силу, ещё не совсем. Дая стала серым волком-собакой, Ях смешалась с горьким и сладким дымом чужого жилья, Шата обнялась с деревом, которое роняло листву, ей давно хотелось узнать, больно это или приятно, а я была то человеческой девочкой с капюшоном, то птицей-галкой, то ветром, в котром кружились листья (но не самими листьями, они слишком малы для меня), потому что я очень жадная, мне всегда трудно выбрать что-то одно. Но больше всех я была девочкой, чтобы бегать по листьям, они так смешно, безнадёжно и ласково шуршат под ногами, даже лучше, чем на ветру, и Дая добрым волком-собакой бегала вместе со мной. Это была ещё не любовь, но уже её убедительная возможность, жалко было бы упустить, поэтому, набегавшись, я сказала: а давайте войдём сюда целиком.