Макс Фрай - Новая Дикая Охота. Рассказы для живых [сборник litres]

Или как однажды в художке вместо нормальных занятий всех повели на соседний пустырь, выдали кисти, краски и задание разрисовать, как самим захочется, заколоченные сараи и заброшенные гаражи. Отличный получился урок, только на следующий день, когда Эрика выпросила у мамы камеру чтобы сфотографировать разрисованные сараи, выяснилось, что возле художественной школы нет пустыря. И все, начиная с любимой преподавательницы, смеялись: ну и фантазия! Хороший ты видела сон! А почему рукав пальто, в котором на пустыре рисовала, до сих пор в синей краске, уже не стала спрашивать. Ясно, что скажут – сама виновата, зря сидела в пальто на уроке, надо было сдать его в гардероб.

И про сад во дворе за домом, где неизвестные хулиганы потоптали цветы и сломали молодые деревья, а назавтра всё стало как прежде, потому что этого захотела она. И про модные джинсы-«бананы», о которых мечтала, пока однажды не оказалось, что аж две пары этих «бананов», новенькие и уже немного поношенные, как ни в чём не бывало висят у неё в шкафу. И про собачку соседей, которая не попала ни под какую машину, и про подружку Илону, которая на самом деле в отделении реанимации ни дня не пробыла.

Эрика сама так хотела, специально старалась, и радовалась, когда у неё получалось выйти из троллейбуса в городе, где жизнь устроена лучше и нет никаких проблем. Но когда потом начинала обо всём этом вспоминать, ей становилось так жутко, что она сама себе говорила, как сказали бы взрослые, приди она с этой историей к ним: я всё придумала, нафантазировала, просто увидела странный сон.

Однажды вечером ехала домой с тренировки, устала, о чём-то задумалась, почти задремала и пропустила свою остановку, выскочила на следующей, где магазин «Детский мир».

Она тут часто гуляла с подружками, которые жили поблизости, была уверена, что знает этот район почти как собственный двор. Но выскочив из троллейбуса, Эрика вообще ничего не узнала. С виду вполне обычная улица, но какая-то незнакомая, и «Детского мира» нет. Вместо него через дорогу от остановки красивое старое здание с табличкой над входом на каком-то неизвестном ей языке; алфавит ни на что не похож – не латиница, не кириллица, не арабская вязь, не иероглифы… или вот такие странные иероглифы? Получается, да. Долго стояла перед этой табличкой, но так ничего и не поняла.

Пошла – а что было делать? – в ту сторону, откуда, по идее, приехала. Если проскочила свою остановку, надо идти назад. Рассчитывала добраться до дома минут за пятнадцать, но шла очень долго, точно больше, чем полчаса, озираясь по сторонам, обмирая от жути, но всё-таки и от восторга – всё незнакомое, ни на что не похоже, вот это заблудилась, так заблудилась, где я вообще?! За всё это время не встретила ни одного человека, и машины почему-то не ездили, и куда-то подевались троллейбусные провода. И ни одного открытого магазина, хотя время было ещё не позднее, тренировка закончилась в семь.

Ужас охватывал Эрику постепенно. Поначалу она думала, что просто проехала не на одну, а, к примеру, на три остановки больше, чем надо. Или вообще целых пять. А что водитель сказал: «Детский мир», – померещилось. Наверное успела по-настоящему задремать. Вот и оказалась в незнакомом районе, подумаешь, великое дело. Невозможно знать весь город одинаково хорошо.

Но так долго шла по совершенно пустому городу без людей и машин, что верить в «незнакомый район» с каждым шагом становилось труднее. Почти невозможно. А потом – совсем невозможно, без всяких «почти».

В конце концов она догадалась (на самом деле, знала с самой первой минуты, просто не сразу смогла поверить себе): это из-за моей игры город так изменился. Не в каких-то несущественных мелочах, как раньше, а сразу весь. Вот бы ещё раз, зажмурившись, куда-то поехать, может всё сразу исправится? – думала Эрика. – Но на чём мне ехать, если здесь вообще никакого транспорта нет?

Ей хотелось сесть на тротуар и заплакать. Сидеть и рыдать, пока не придёт кто-нибудь взрослый и не спасёт. Но Эрика и сама понимала, что это сейчас не поможет, некому здесь за ней приходить. Поэтому она остановилась, закрыла глаза, представила, будто стоит в троллейбусе на задней площадке, возле выхода, но чуть-чуть в стороне, чтобы дверью не стукнуло и чтобы не мешать другим пассажирам входить-выходить. Для игры идеальное место, лучше любого сидячего, всегда старалась его занять.

Долго так стояла, в конце концов, ей даже показалось, будто земля под ногами движется и качается, словно и правда поехали, но это Эрика сама куда-то пошла. Иначе как объяснить, что она внезапно, с разгона стукнулась лбом – как оказалось, об дерево, росшее рядом с ближайшей к дому троллейбусной остановкой. Это Эрика уже потом, открыв глаза, поняла.

Ну и дальше всё уже было нормально: вокруг машины, прохожие, знакомой дорогой спокойно до дома дошла. Даже к ужину не опоздала, наоборот, вернулась в четверть восьмого, заметно раньше обычного; это тоже было необъяснимо и странно, но на фоне совершенно пустого незнакомого города, честно говоря, ерунда.

На этом всё и закончилось. Эрика так испугалась, что поначалу вообще шарахалась от троллейбусов, всюду ходила пешком. Но через пару недель успокоилась, снова стала ездить на городском транспорте – сперва с подружками, а потом и одна. Только глаза больше не закрывала. Сама теперь удивлялась, зачем это вообще было нужно. Бессмысленная какая-то игра.

Ругать игру и себя за то, что её придумала и так долго верила в полную ерунду, оказалось хорошим способом о ней не жалеть. Эрика и не жалела. Да и о чём? Ездила в троллейбусах, зажмурившись, как дура, вечно опаздывала, проехав нужную остановку, считала великими чудесами какие-то нелепости и случайные совпадения; ладно, не страшно, – думала Эрика, – в детстве все верят в глупости. Просто как-то чересчур затянулось оно у меня.

Пару лет так себя утешала, а потом утешения стали уже не нужны. Всё понемногу забылось, стёрлось из памяти, вылетело из головы. Только иногда, заметив что-нибудь необычное – людей в карнавальных костюмах в очереди за билетами на электричку, танцы на площади в будний день, карету, запряжённую лошадями, пёстрого попугая, клюющего крошки среди голубей, афишу с непонятными знаками – говорила себе с неизменным злорадством: видишь, можно было и не стараться, фигня, которая в детстве казалась тебе чудесами, отлично справляется и без тебя.

Шли годы. Много всего случилось, хорошего и не очень; собственно, как у всех. Эрика закончила школу, по совету родителей поступила в политехнический, а не в художественную академию, о которой мечтала, поначалу ужасно об этом жалела, но как-то пережила. Зато обзавелась полезной профессией, неплохо потом зарабатывала, для технарей пришли хорошие времена. Вышла замуж, развелась, снова вышла, растила двух сыновей, помогала родителям, понемногу теряла старых друзей, считала себя успешной, а свою жизнь настолько счастливой, настолько это вообще возможно для разумного взрослого человека, но втайне немного завидовала бездетной младшей сестре, легкомысленно менявшей любовников и занятия – сегодня она переводчик, завтра арт-директор в каком-то дурацком клубе, послезавтра открывает студию йоги с вегетарианским кафе, а потом внезапно бросает свой бизнес и уезжает на райские острова, не по работе, даже не ради нового мужика, а просто потому что – ну, может. А Эрика не могла.