Наль Подольский - Повелитель теней: Повести, рассказы

— Ну вот, — она поднялась со скамейки, — стоит немного поплакаться, и становится легче, — ее улыбка стала опять беззаботной, — завтра мы улетаем в Крым, к бабушке. И наверное, мы… вообще там останемся. Я боюсь этого города, а там… там тени короткие, их почти не видно. Не осуждайте меня, что я так всего боюсь… дочь — это очень сложно.

На улице, уже прощаясь, она протянула мне карточку:

— Наш будущий адрес, не потеряйте.

Наутро Жанна, в нарядном оранжевом платье, пришла попрощаться. Она чмокнула каждого из нас в щеку и убежала, а у меня не хватило духа открыть Сашке истину.

Но на следующее утро я все-таки решился.

— Наивная ограниченная женщина! — заявил Сашка; он всегда начинал выражаться напыщенно, когда не мог скрыть обиду. — Она думает, можно убежать от собственной тени!

Сашка вернулся к своим картонкам, а меня услали в командировку в тихий маленький город с резными деревянными крылечками, с тополями и липами.

Я сидел в светлой комнате за таким же канцелярским столом, как у себя на работе, и, приучившись не замечать воробьиного гвалта за раскрытым окном, проверял бесконечные столбики чисел на привычных зеленоватых бланках, уже начавших желтеть. На счетах в стуке костяшек на секунду вновь оживали цифры, пять лет назад означавшие чьи-то зарплаты, налоги и алименты, а теперь уже ничего не значившие и имевшие смысл лишь для двоих — для меня, искавшего в них ошибки, и для человека, который мог эти ошибки сделать. Он, уступивший сейчас мне свой стол, сутулый до горбатости старый бухгалтер, по субботам и воскресеньям давал мне свою лодку, чтобы я мог кататься по ленивой зеленой реке и удить рыбу, словно я приехал не инспектировать его, а в гости. Я отсчитывал время по этим субботам и воскресеньям, и они скоро так примелькались, что отведенный мне срок прошел бездумно и незаметно.

Домой я уезжал с удовольствием и, ложась в поезде спать, размышлял, как пойду гулять утром и где лучше искать Сашку.

Город встретил меня, несмотря на раннее время, духотою и жарким солнцем. Сашку я обнаружил у пивного ларька, причем он явно был в центре внимания: между ним и очередью происходило какое-то объяснение. Не желая мешать, я тихонько пристроился в хвосте.

— Покажи, Сашенька! — просил высокий багроволицый мужчина, умильно улыбаясь и протягивая Сашке только что полученную от продавщицы кружку с белым султаном пены.

— Я тебе не Сашенька! — отвечал тот, против обыкновения, раздраженно.

— Покажи, Сашка! Покажи! — раздалось несколько голосов сразу.

Сашка хмуро кивнул и взял кружку. Он отошел к стене и, глядя вдаль, вытянул руку с кружкой, застыв неподвижно, как памятник. Тень его, с кружкой в руке и важно откинутой головой, выделялась темным пятном на грязно-голубой штукатурке.

Все кругом замолчали, и даже продавщица перестала греметь кружками и, опершись рукою на кран, выжидательно смотрела на Сашку.

Он же, выдержав приличную паузу, быстро и как-то странно переставил пальцы, держащие кружку. И ее тень на стене, вместе с колеблющимся султаном пены, явственно отделилась от Сашкиной руки и торжественно воспарила рядом с ней в воздухе.

Позволив всем насладиться зрелищем, Сашка как ни в чем не бывало выпил свое пиво. Публика не скупилась на одобрительные возгласы:

— Надо же!.. Артист!..

— Вот и я, — объяснил багроволицый хлопотливо и радостно, — и я тоже сперва не поверил!.. А вот видишь…

Ко мне доверительно наклонился старичок в поношенном морском кителе:

— В Академии наук… большой человек был… а вот сгубила.

— Кто сгубила? — не понял я.

— Кто, кто… нашего брата водка губит.

Сашка явно был в дурном настроении. Думая, что ему неприятна внезапная и специфическая популярность, я постарался скорей увести его от ларька, но его нервозность не проходила.

Оказалось, летом, оставшись один, Сашка решил, что пора обнародовать свое изобретение. Он хотел научить архитекторов разбивать тени.

Начал он на удивление толково. Он нашел корреспондента молодежной газеты, который счел эту историю заманчивой и набросал даже заметку под названием «Повелитель теней». В управлении архитектуры их приняли благосклонно и отправили в проектный институт. Но там захотели узнать, что скажут специалисты по оптике, и пришлось идти в оптический институт. Те же сказали, что это известный оптический эффект, хотя они и не против, чтобы им пользовались.

— Понимаешь, — уныло объяснил Сашка, — они там столько всего наоткрывали, что у них уже ум за разум зашел, им что ни покажи — не удивятся: «эффект», да и все… А эти тоже — им обязательно инструкцию подавай, и чтоб подпись была профессорская.

Понятно, желающих сочинять инструкцию к «эффекту» среди оптиков не нашлось. Дело зашло в тупик, встреча «за круглым столом» в редакции ничего не изменила, и корреспондент отступился от Сашки.

Но сейчас Сашка не выглядел побежденным. Похоже, у него в запасе была еще какая-то выдумка, он туманно намекал, что «еще им докажет». Он очень переменился, стал нервно-сосредоточен и об «играйте на солнце, детишки» больше не вспоминал: ему было необходимо «им доказать».

Он, как видно, действительно что-то затеял, потому что стал появляться реже, а потом на несколько дней и вовсе исчез. А когда я его наконец увидел, вид у него был до крайности озабоченный, он куда-то спешил.

— Приходи сюда завтра пораньше, — пригласил он меня таинственно.

Я завел будильник, опасаясь проспать, и к шести был в условленном месте. Сашка был уже здесь, усталый, с разорванным рукавом, но бодрый и как будто взволнованный.

Город еще не проснулся, автомобилей не было, и шаги редких прохожих звонким эхом отдавались в пустых влажных улицах. Небо стало уже голубым и солнечным, а здесь внизу сохранялись серебристые прохладные сумерки.

Сашка ждал меня у подъезда большущего дома кубических очертаний. Против него, через улицу, стоял двухэтажный старинный дом, бледно-оранжевый, с круглым чердачным окном и с колоннами по краям балкона. Наверное, он когда-то был окружен садом, тихий особняк за городом, неподалеку от морского берега. Потом сюда пришел город, и с тех пор, как напротив вырос бетонный гигант, этот дом больше ни разу не видел солнца: тень куба была столь обширна, что особняк во всякое время суток оставался в ее пределах.

Именно это место и выбрал Сашка, чтобы продемонстрировать, на что способно его изобретение. Отведя меня от дома, он молча показал вверх.

Да, там было на что посмотреть! По краю крыши выстроились диковинные зубцы, словно на спине у дракона. Я не мог не узнать их — это были зубцы с Сашкиных картонок, фантастически выросшие в размерах.

— Фанера, — коротко пояснил он.

Как он ухитрился все это соорудить ночью один — уму непостижимо. Потому-то у него и был бодро-усталый вид, вид человека, хорошо сделавшего нелегкую и важную работу. И конечно, он волновался, как всякий исследователь перед началом решающего эксперимента.