Наль Подольский - Повелитель теней: Повести, рассказы

Солнце перевалило через конек крыши гиганта, и все зубцы были уже освещены. Их тени проходили сейчас поверх оранжевого дома и падали на землю где-то за ним, так что пока мы ничего не видели. Оставалось ждать.

Оранжевый дом по-прежнему оставался в тени, но вскоре на его крыше возникло слабое красноватое свечение, оно становилось все более ярким и начало ползти вниз, на фасад дома.

А через четверть часа вся средняя часть особняка была залита солнечным светом, рисовавшим на фасаде фигуру в виде клина, сужавшегося немного книзу. Этот солнечный клин занимал большую часть дома, только два окна с одной стороны оставались в тени.

На Сашку было приятно смотреть. И хотя он, дымя сигаретой, поглядывал на оранжевое сияние особняка небрежно, будто все так и должно быть и нет тут ничего особенного, я видел абсолютно счастливого человека.

Теперь оставалось самое интересное — как все это воспримут другие. Первым вышедшим из подъезда был пожилой мужчина с расстроенным, усталым лицом. Зябко кутаясь в плащ и глядя перед собой в землю, не заметив ни нас, ни солнечной бреши в тени дома, он удалился неуверенной походкой.

— У него какое-то горе, ему не до этого, — заметил Сашка грустным голосом, с которым вовсе не вязалась его радостная улыбка.

Следующим был молодой человек в очках, студенческого вида. Он шумно скатился с последнего марша лестницы и вылетел из подъезда с такой скоростью, что мы с Сашкой еле успели убраться с его пути.

Далее появилась женщина с хозяйственной сумкой, а за ней — еще две. Все они одинаково спешили, у всех были похожие сумки, и все одинаково безучастно смотрели вперед, не поворачивая головы ни вправо, ни влево. Можно было подумать, что это — такой фокус: трижды подряд из парадной выходит одна и та же женщина.

Затем люди пошли сплошным потоком, и теперь уже все ужасно спешили, и ни один из них не взглянул даже краешком глаза на дом, впервые за много лет купавшийся в солнечном свете.

— Они не смотрят ни на что, — огорчился Сашка, — нужно обратить их внимание.

Но как это сделать, было непонятно. Они вылетали из подъезда поспешно, как пчелы из улья, и заговорить с ними о тени их дома было так же сложно, как затеять с летящей пчелой разговор о ландшафте.

Тем не менее удобный случай вскоре подвернулся. По лестнице спустился мужчина, седоватый, с орлиным профилем и с большим желтым портфелем. Он никуда не бежал и стал чинно прогуливаться перед домом, поглядывая иногда на часы.

— Доброе утро! — обратился к нему Сашка с приветливейшей улыбкой.

— Здравствуйте, — после некоторой паузы вяло ответил тот.

— Вы не видите здесь ничего необычного? — Сашка показал на оранжевый дом жестом радушного приглашения.

— Вам что, делать нечего? — На лице незнакомца сквозь вялость неожиданно проступило злобное выражение. Он брезгливо оглядел экзотический Сашкин костюм. — Занялись бы чем-нибудь лучше!

Тут к тротуару подкатила легковая машина, и он исчез за услужливо откинутой водителем дверцей.

— Я теряю квалификацию: не признал большого начальника, стыд-то какой! — весело откомментировал Сашка, но его улыбка была уже далеко не такой радостной, как час назад.

Поток выходящих заметно поредел, и я начал терять надежду. Но вдруг появились две девушки, одна возбужденно шептала подруге на ухо, а та кусала яблоко и хихикала.

— Доброе утро, барышни, — галантно поклонился им Сашка. Те остановились, глядя на него, как мне показалось, одобрительно.

— Вам не кажется, что этот дом освещен необычно? — приступил он к делу.

— Это слишком старо, — фыркнула жевавшая яблоко.

— В такую-то рань и с такими глупостями! — укорила Сашку вторая, однако довольно ласковым голосом.

Они снова двинулись и ловко обогнули Сашку, но через несколько шагов оглянулись.

— Приходите завтра в это же время! Или еще пораньше, — пригласила его первая.

— И придумайте что-нибудь поновее, — пропела вторая.

Они тут же забыли про нас и стали переходить улицу, выбивая по мостовой каблучками дробный аллюр.

Люди из подъезда выходить перестали, наступило затишье. На Сашкино чудо никто так и не обратил внимания, но он не казался обескураженным.

— Я предвидел это, — пояснил он с некоторым апломбом, — и послал кое-кому приглашения.

И действительно, не успели мы выкурить по сигарете, как подкатил милицейский патрульный «газик»; он с рычанием развернулся перед подъездом и замер, но мотора не заглушил. За ним те же маневры, только бесшумно, проделал черный лимузин с занавесками на окнах.

Лишь теперь я понял Сашкин замысел: чтобы привлечь внимание к своей идее, он решил с ее помощью устроить общественный беспорядок и отдаться в руки закона.

Из патрульного «газика» вылезли четыре милиционера и стали недоуменно оглядываться.

Черный же лимузин оказался настоящей сюрпризной коробочкой, но сначала из него выскочил всего лишь один юркий старичок в серой велюровой шляпе; вздергивая козлиной бородкой, он тоже начал осматриваться.

Сашка смотрел на все это с радушной и отчасти смущенной улыбкой, словно встречающий гостей юбиляр. Расчет его оправдался: на другой стороне улицы уже собралась маленькая стайка зрителей.

Старичок быстро оценил обстановку. Оглядевши огромный куб дома и солнечный клин посредине его необъятной тени, он обернулся к лимузину и поманил кого-то пальцем.

На его призыв дверца открылась и выпустила высокую девицу в очках, с фотоаппаратом на шее. Старичок ей показал, что снимать, и она щелкала фотоаппаратом. Шофер лимузина тем временем опустил боковое стекло и принялся грызть семечки, ловко сплевывая кожуру через узкую щель.

А Сашка все продолжал благожелательно улыбаться, и милиционеры стали к нему приглядываться, почуяв, что он не случайный зритель. Дело явно шло к объяснению между ними, но тут произошло неожиданное.

Ветер, время от времени поднимавший в воздух охапки листьев и ронявший их тотчас на землю, внезапно окреп, зашумел и закрутил листья смерчами. Раскачались деревья, солнечный клин на оранжевом доме тоже закачался от ветра, и это было непонятно и страшно. Клин изогнулся вправо, стал бледней, а затем исчез, рассыпавшись на мерцающие треугольники, и они тоже раскачивались в такт порывам ветра.

Сашка первым сообразил, что случилось: запрокинув голову, он смотрел, как ветер терзает его детище. Фанерный дракон проснулся, и зубцы его спины шевелились.

Вычислив, по-видимому, где случилась поломка, Сашка бегом бросился в парадную. За ним сорвался с места один из милиционеров, но рупор с крыши милицейской машины произнес хрипловатым голосом:

— Подожди, Толмачев, не надо.

Толмачев вернулся на место, а Сашка вскоре появился на крыше — фигурка пигмея на спине у дракона. Он быстро спускался к краю и, дойдя до него, стал пробираться вдоль фанерных зубцов. Около одного из них он опустился на колени и стал прилаживать оторванный лист к восточному желобу. Видно было, как ржавое железо ходит у него под руками. Все молча смотрели вверх, и стало слышно, как в рупоре что-то потрескивает.