Пэт Ходжилл - Затмение луны

– Так-то ты чтишь наш контракт? Что случилось с тобой? Уж не думаешь ли ты, что сыграл со мной маленькую дружескую шутку?

– Шутку. Я клялся поступать с тобой так, как ты поступаешь со мной, Гришарки, а я всегда держу свое слово. Кто-нибудь заострите кол!

Гришарки рухнул наземь, словно кости в его ногах разом размягчились.

– Нет, лорд, нет! – пробулькал он. – Я был против, но он заставил меня! Он сказал, что это заставит тебя побегать, и потом… потом… Лорд, он околдовал меня!

– Кто, Гришарки?

– Чужак, у него на лице еще выжжен знак уму – клянусь, это был демон! Его морда все время изменялась, черт, да он даже нос не мог держать ровно!

– Еще один переврат, – сказал Ардет. Приблизился стражник:

– Лорд, кол готов.

– Так воткните его куда надо.

Гришарки с воем рванулся вперед и скорчился у ног Торисена. Верховный Лорд хладнокровно смотрел на него.

– Я чту свое слово, Гришарки, но иногда бываю и милостив. Убейте его сперва, – приказал он стражникам.

Те утащили извивающееся тело прочь. Помощник Гришарки наблюдал за всем стойко и молча. Его взгляд впился в лицо Торисена, когда лорд обернулся.

– Так, а что же сделать с тобой? Одного Гришарки недостаточно, чтобы искупить цену крови… Вот что, клянешься ли ты, как его преемник, охранять мою почтовую станцию и никогда не поднимать руку на моих людей?

Голова того дернулась, кивнув.

– Ты и вправду считаешь, что ему можно доверять? – спросил Ардет.

– Думаю, да, если он поклянется вот на этом.

Торисен снял Кентиар и протянул его помощнику Гришарки, держась за края. Тот посмотрел на ошейник дикими глазами, потом отчаянно потянулся и сжал его:

– Я клянусь… Ах!

Пальцы, аккуратно отрезанные, упали на пол, а рана мгновенно затянулась.

– Это была ложная клятва. Попробуй опять, другой рукой. Сделай это, или и тебя ждет кол, – негромко добавил лорд. – Клянись.

Оскал поклялся и без сил упал на очаг, с мертвенно-бледным лицом, но с оставшейся целой рукой. Торисен приготовился вновь надеть Кентиар, но Ардет остановил его.

– Пусть эта штуковина сперва немного успокоится. – Он метнул взгляд на лежащие на полу пальцы. – И чем дольше, тем лучше, ага?

Зола тем временем рылась в куче вещей, сваленной посреди зала. Теперь же она окликнула:

– Милорд!

Одновременно снаружи началась какая-то суматоха, и в зал ворвался Харн.

– Идиот, молокосос! – проревел он, вспугнув летучих мышей из-под потолка. – Ты думаешь, что в игрушки играешь? Нарываешься на гибель? Это я берсерк, чтоб ты знал, я, а не ты!

– И почему это никто не рад меня видеть? – жалобно проговорил Торисен и отправился посмотреть, что там нашла Зола, оставив Харна стоять с раскрытым ртом.

Летописица протянула лорду почтовую суму со сломанной печатью. Послание все еще было внутри. Торисен вытащил его, прочел и помрачнел.

– Значит, вот как Гришарки узнал, что у нас нет времени на осаду. Адрик?

Лорд Омирота уже стоял рядом, протягивая руку к бумаге. Ардет прочел, и боль заплескалась в его глазах.

– Мы должны спешить. Сейчас же, Тори, сейчас.

– Да, сейчас.

Он взял руки старого лорда в свои и на секунду сжал их. Потом побежал по залу, зовя Харна.

Через минуту они уже мчались обратно, мимо неподвижной фигуры Гришарки, прибитой к дверям его крепости, по грязной аллее, вниз по ущелью. Навстречу им поднимался запах сожженной плоти. Огонь освободил души жрецов и их охранников, никогда им больше не гулять в тени своего грозного бога. А колонна уже выходила на дорогу. Торисен подозвал первого в цепи сотника из людей Норфа.

– Там была бойня, – сказал он. – Южное Войско полностью истреблено, лишь горстка выживших отступает к Водопадам. Мы должны оказаться там как можно быстрее и прикрыть их. Значит, вместо двух ночей в дваре мы будем проводить одну и пойдем через Белые Холмы. Понял?

– Да, лорд, – ответил капитан.

Лорд Даниор ехал рядом и слышал все.

– Белые Холмы? – Тяжело ему далось выговорить эти легкие слова. – Думаешь, это разумно?

– Наверное нет, но разве у нас есть выбор?

Позади сотник повторял слова Верховного Лорда своим подчиненным и передавал их следующему капитану по линии. Пока новости перелетали от группы к группе, по рядам прокатилось бормотание, а потом угасло в угрюмой тишине. Многие из этих кендаров когда-то служили в Южном Войске; почти у всех там были друзья или родственники, которые сражаются на далеком кровавом поле боя, а то и того хуже, служат сейчас пищей грифам и шакалам.

Теперь предстоящая битва стала значить для этих людей куда больше, чем даже для их лордов.

Сотник поднял руку. Когда все глаза сосредоточились на нем, он уронил ее, и вся его команда двинулась как один широким шагом, покрывающим ровно семьдесят миль в день – неизменно и непреклонно, как заход солнца. Блестели щиты и шлемы, рукоятки мечей и острия копий. Торисен, отведя коня чуть в сторону, видел, как они проходят ряд за рядом, гордые, свирепые, решительные. Потом он пришпорил Урагана и занял свое место в авангарде. За его спиной капитаны затянули походный марш, их помощники на той стороне колонны подхватили. Впереди, в двух днях перехода, ждали Белые Холмы.

Каркинарот: четырнадцатый день зимы

Джейм снилось, что она сидит на меховом ковре у холодного очага. Перед ней раскинулся огромный зал, облицованный черными камнями с зелеными прожилками, увешанный флагами с мертвыми лицами на них. Кто-то за спиной придвинулся к камину. Она не могла пошевельнуться, чтобы посмотреть, кто это, но его присутствие согревало так, как не смог бы ни один костер в мире.

– Кто ты? – спросила она. Ей ответил вкрадчивый шепот:

– Ах, Джеми. Тот, кого лучше забыть.

Сейчас она могла повернуться и повернулась с криком:

– Тирандис, Сенетари! Но позади никого не было.

Камин был холоден, а шкура под ней принадлежала когда-то аррин-кену. Когти плоских, освежеванных лап изгибались на плитах пола.

Скри, скриии, скрриииии…

Джейм с криком проснулась и села – слишком быстро. Вспышка боли пронзила голову, потом медленно перешла в глухие, пульсирующие удары. Она с гримасой ощупала затылок и обнаружила там большую шишку. «Кто-то меня ударил», – тупо подумала она, борясь с головокружением, и только потом вспомнила, кто и при каких обстоятельствах. Слабость была сильнее, чем обычно после двара. Милостивые Трое, сколько же она была без сознания? Девушка подняла голову и огляделась. Окон не было. Значит, нельзя даже понять, день сейчас или ночь.

В комнате было девять стен. Кровать под балдахином, на которой лежала Джейм, стояла у одной из них. Посреди беломраморного пола еще теплился маленький очаг, изукрашенный резными каменными панелями. «М-да, – подумала Джейм, – поприветствовали меня в Каркинароте весьма грубо, но потом по крайней мере кто-то позаботился поуютнее меня разместить». И что самое лучшее – на тонконогом столике у постели стояло блюдо с аккуратно разложенными фруктами и пирожными. Рядом поблескивал графин с прохладным белым вином.