Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — виконт

Я поколебался, сейчас в пылу схватки вполне можно драться конному с пешим, но на меня устремлены взгляды сражающихся, что на это время прекратили схватку, и взгляды зрителей с обеих сторон поля.

— С нами Бог! — вскрикнул я погромче. — Так кто же против?

Зайчик посмотрел укоризненно, когда я спрыгнул, хлопнул по крупу, мол, уходи, и с оголенным мечом повернулся к Вальтеру. Дрожь прошла по телу: без коня он еще выше, громаднее и массивнее. Я встал в позицию, лихорадочно соображая, где же у этого монстра слабые стороны, он же меня убьет с одного удара…

Вальтер вскинул щит, у меня от удара занемели пальцы на рукояти меча, хотя бил не в полную силу. Вальтер, надвигаясь, молча подставлял под мои удары щит, иногда небрежно парировал мечом, что не только длиннее, но и шире. С обоих склонов холмов несся неумолчный крик, кого-то подбадривали, там орут в полной уверенности, что мы сражаемся как львы, а на самом деле Вальтер остается непоколебим, как скала, а я чувствую себя щенком, нападающим на огромного медведя.

Если Вальтер и уступает мне в скорости, так должно быть по логике, ведь он вдвое массивнее, то я этого не заметил: двигается так же быстро, как я, если не быстрее, к тому же неспешно изучает мои обезьяньи прыжки, сам готовится к смертельному удару…

— Что, гигантопитек, — выкрикнул я, тяжело дыша, — страшно? Душа в пятки?

Он прорычал что-то, длинный меч взлетел над головой. Я с трудом уклонился, а второй удар рискнул принять на щит. Если бы не пустил по скользящей, щит разлетелся бы вдребезги, но и так рука онемела почти до плеча.

— Слабак, — сказал я обвиняюще, — ладно, щас я тебе покажу…

Я обрушил на него град ударов, он почти не защищался, мой меч беспомощно звенел о его доспехи, выкованные незнаемо кем, но я в отчаянии не увидел после своих сокрушительных ударов ни единой царапинки. В то же время сам я едва успевал уворачиваться от его длинного меча, широкое лезвие рассекает воздух совсем рядом с моим лицом.

И все же Вальтер наносил удары, как мне показалось, несколько раздраженно, а один раз остановился и повел плечами, как будто пытался почесать лопатками спину. Мы оба взмокли, вспотели, я отчетливо видел, как сквозь щели доспехов Вальтера пробиваются струйки пара. Наконец он раздраженно поднял забрало, словно в жесте неимоверного презрения к противнику, так все и поняли. Только я увидел вблизи, что он хрипит, задыхается, глаза ввалились, челюсти сомкнуты так, словно он сдерживает сильнейшую боль. В момент передышки я торопливо заживил рану на левом плече, слабость качнула только на миг, в следующее мгновение я сделал шаг вперед и нанес осторожный удар.

Вальтер, к моему удивлению, закрылся щитом. Осмелев, я нанес два быстрых удара, не слишком сильных, только чтобы обозначить свою активность, щит держу наготове, и, едва Вальтер вскинул страшный меч, я торопливо закрылся, а в момент удара повернул щит под острым углом, чтобы удар соскользнул, да еще и отдернул.

К моему изумлению, Вальтер едва-едва не завалился вперед. Он выпрямился явно с трудом, дыхание вырывается шумное, с тяжелыми хрипами. Послышался стон, я решил, что почудилось, пока что я даже не поцарапал его ахилловы доспехи, с некоторой осторожностью шагнул вперед и, прикрываясь щитом, нанес один за другим три быстрых удара, а когда Вальтер лишь закрывался, с трудом двигая щитом, я осмелел и ударил со всей силой, какую удалось накопить в измученном теле.

Вальтер пытался закрыться щитом, но не успел поднять, то ли я двигаюсь ну просто молния, то ли он как замерзающая в Антарктиде старая черепаха с Галапагосских островов: лезвие мелькнуло над самым краем щита и с оглушающим звоном по косой линии врубилось в шлем.

Я сцепил зубы, пальцы занемели, вот-вот выроню меч, однако Вальтер содрогнулся, я с изумлением и ликованием увидел глубокую зарубку, из которой проступили первые капли крови, темные, густые, похожие на смолу.

— Сдавайся, — прохрипел я.

Вальтер тяжело шагнул в мою строну. Из щелей в доспехах уже не струйки пара, а сухие фонтанчики дыма: сперва почти прозрачные, перегретый воздух, затем с синим оттенком, а сейчас уже черные, как грех быть демократом!

— У нас горят на работе, — сказал я хрипло, — а у вас когда бьют?

Он замахнулся, я легко уклонился от сверкающего лезвия, только его меч и блестит, как блестел, в то время как доспехи потемнели, словно закопченные. Широкая пластина на груди даже как-то смялась, покоробилась. Я сделал обманное движение и ударил сверху в шлем, в последний миг успел увидеть, как на плече раздвинулись массивные пластины, и меч мой послушно врубился точно в крохотную, не шире волоса, щель.

Страшный рык вырвался из закрытого шлема. Вальтер остановился и отчаянно мотал головой, словно пес, что выбрался из реки и вытряхивает из ушей воду. Пластины на плече раздвинулись, обнажив глубокую рану. Обильно хлынула кровь. Что-то показалось мне странным, даже не то, что на плотном теле все-таки удалось оставить глубокую зарубку: любой сучковатый пень уже разлетелся бы на две половинки, а странно, что кровь кипит и пузырится, совершенно черная…

Да, я знаю, что настоящая кровь — темно-красная, почти черная, это в кино разливают сок клюквы, чтобы красивше, но сейчас из раны выползает просто кипящая смола, так не должно быть даже у этого монстра…

Он зарычал, остановился и начал срывать с себя доспехи. Стальные пальцы рвали металлические листы, словно гнилой холст. Я ахнул, увидев изъеденное страшными язвами тело, словно Вальтера заживо окунули в серную кислоту. Одежда на нем истлела, я остолбенел при виде лохмотьев металлической кольчуги, она все еще покрывала клочьями плечи, часть влипла в окровавленный бок…

Это кольчуга, понял я внезапно, сжигает его, словно сильнейшим ядом. Слишком знакомая кольчуга, знакомая вязь, знакомый синеватый оттенок крупных колец…

Вальтер, не прекращая рев, исполненный жуткой муки, упал, грохнуло, лязгнуло, пара пластин отвалилась и покатилась по вытоптанной земле. Толстый панцирь изъеден до дыр жутким ядом, человеческая плоть шипит, как на раскаленной плите, дымится, обнажились толстые желтые кости.

Я опустил меч и тупо смотрел на дергающегося в муках гиганта. Не укради, сказала церковь. А ты, Вальтер, запятнал не только рыцарскую честь, но и бытовые человеческие законы. Понимаю, очень уж хотелось вбить меня в землю по уши. Или по ноздри. В последний день вдруг засомневался в своей несокрушимости: когда-то вереница побед может и оборваться! И вот украл… или принял украденную вещь, что почти одно и то же.

На поле вокруг нас такая же мертвая тишина, как и на трибунах. Я обвел взглядом оцепеневшие лица, сразу же началось шевеление. Первыми задвигались и заорали на трибунах, тут же опомнились на арене, засверкали мечи. В мою сторону начала пробиваться четверка южан, во главе — герцог Валленштейн.