Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – сеньор

Я слушал, слушал, оглянулся на Сигизмунда и Зигфрида. Лица обоих бесстрастные, дело обычное, деревня живет богато, мирно и зажиточно, на свадьбу явились люди из замка, чтобы взять невесту для первой брачной ночи. Так делается всегда и везде, но вот других девок брать нехорошо, это уже беззаконие.

Я нахмурился, хотя это дело, конечно, ерунда, любая девчушка к совершеннолетию проходит через сотни рук и не только рук, но принуждать всегда нехорошо, даже унизительно для мужской гордости: как это не уболтать, не уговорить на ужин, переходящий в завтрак?

Сигизмунд с непониманием поглядывал на мое помрачневшее лицо:

– Что-то не так, сэр Ричард?

– Еще бы, – огрызнулся я. – Ты не находишь, что право сеньора на первую брачную ночь попахивает нарушением прав человека?

Он добросовестно подумал, ответил с недоумением:

– Нет…

Я косо посмотрел на его чистое невинное лицо. Он прав, разве простолюдины тоже человеки?

– Попахивает бесчинством, – сказал я. – Не нравится мне это.

Он встревожился.

– Сэр Ричард, что вы хотите?

– Остановить бесчинство, – отрезал я. Он ахнул, ухватил меня за локоть.

– Сэр Ричард, но эта деревня принадлежит барону Галантлару! Это его деревня. Он волен в ней делать все, что захочет. Это мы окажемся в бесчинстве, если вмешаемся.

Я прорычал зло:

– Ты забыл, что паладину по фигу законы и морали простых людей, будь они извозчики или короли! Паладин творит суд так, как сам его разумеет. Паладин предан только правде.

Он ахнул:

– Какая же эта правда?

– А вот такая, – ответил я. – Хочешь, перескажу по памяти? «Паладин всегда говорит правду, помогает нуждающимся, не боится выступить против несправедливости. Паладин не оставляет виновного без наказания. Паладин уничтожает зло безо всякого милосердия и защищает невиновных безо всякого колебания».

Хрен из меня получится паладин, мелькнула трезвая мысль. Я редко говорил правду, чаще отделывался шуточками, двусмысленностями, приколами, в нуждающихся чаще оказывался я сам, против несправедливости дурак, что ли, выступать, проще головой о стену, уничтожать зло даже не пытался, ибо у нас стараниями СМИ зло вообще растушевано до фиг знает чего, в то время как любое добро дерьмом закидано по самые уши, невиновных нет, все на свете гады…

Ко мне подвели еще двоих, у одного разрублено плечо, другому досталось мечом плашмя. Волосы слиплись, красная струйка течет по щеке, глаза в кучку. Я возложил ладони, чувствуя себя глуповато, раны затянулись, но сам ощутил такую слабость, что ноги подкосились, а в ушах зазвенело. Смутно чувствовал, как усадили на толстое бревно, в ладонях оказался тяжелый кувшин. Я жадно припал к горлышку, во рту к этому времени пересохло так, что язык царапало, будто о раскаленную черепицу.

Я пил до тех пор, пока не запрокинул кувшин вверх дном, плечи передернуло, над головой раздался властный окрик Зигфрида:

– Быстро принесите поесть! Быстрее!

В голове прояснилось, я чувствовал и даже видел, что сижу на бревне. Нас окружает молчаливая толпа, на меня смотрят с опасливым восторгом. Принесли хлеб, сыр, мелко нарезанное мясо, я чувствовал волчий голод, пожирал быстро, жадно, и с каждым проглоченным куском в тело вливалась сила, кровь разогрелась, озноб исчез, а тревога в глазах Зигфрида сменилась явным облегчением.

– Сэр Ричард, – сказал он, – в другой раз так не это… не рискуйте! Это ж простолюдины, разве можно им свою мощь паладина без остатка? Так и копытами можно кверху! Ради чего?

Сигизмунд тоже посматривал с недоумением, в чистых честных глазах я видел осуждение.

– Давайте отдохнем, – сказал я, – и кони пусть отдохнут. А мы решим, что делать. Что-то странное. Не нравится мне такое. Святые отцы четко объяснили, что замком завладел благородный рыцарь Галантлар, исполненный всяческих добродетелей так, что из ушей выплескивались. И от святости чуть ли не светился, как после Чернобыля. И что же? Классический случай превращения героя в дракона?

Сигизмунд спросил наивно:

– Это как?

Зигфрид молча сверкнул глазами. Знает или догадался.

– К сожалению, – ответил я, – просто. И часто. И очень понятно как.

Оба выслушали пересказ, Сигизмунд надолго задумался, Зигфрид уже оглядывался по сторонам, показывал крестьянам знаками, что благородных рыцарей надо ублажать, кормить и вообще лелеять.

Перед нами поставили стол. Появились напитки, на простых глиняных тарелках подали холодное мясо, но вскоре принесли и прямо с огня чью-то тушку, я бы решил, что это мутировавший поросенок. Я подозвал старосту и дал ему золотую монету:

– Это за обед.

– Мы ж не успели позавтракать! – напомнил Зигфрид.

– И за него тоже, – сказал я. – Завтракайте и обедайте. Ужинать придется…

– В раю? – спросил жадно Сигизмунд. Зигфрид опустил ложку, лицо вытянулось. Я сказал поспешно:

– Что ты так в этот рай спешишь? На арфе играть восхотелось?

Зигфрид с облегчением вздохнул, начал хлебать уху, заметил философски:

– В рай сэр Ричард не отпустит. Лишь бы успел руки возложить. Пусть и немытые. Где придется ужинать, сэр Ричард?

– Не знаю, – ответил я. – Но что-то мне перехотелось вот так прямо переть в замок. Одно дело Галантлар – благородный рыцарь, что подставит правую и левую, и не только щеку, другое – Галантлар-дракон, что сам тебя поставит… Однако мне надо бы с ним перекинуться хотя бы словцом, иначе монахи не поверят. Эх, а я так надеялся узнать у него…

– Что? – спросили они в один голос.

– Великие тайны, – ответил я с раздражением. Зигфрид покачал головой с понимающим видом.

– А, древние вещи посмотреть…

Я насторожился.

– Какие древние?

– Да любые, – ответил он спокойно. – Одни древние были могучими магами, другие… еще чем-то. И вещи у них были всякие. И простые, как вот эти горшки, и волшебные, что могли даже не знаю что могли! Раньше много народу за ними охотилось, искало, копалось в развалинах, а потом где церковь запретила, а где и сами перестали, слишком часто дьявол сразу же уволакивал в ад.

Некоторое время ели молча, я подумал, что в самом деле мало просто найти старую вещь. Это все равно что Зигфрид нашел бы заряженный револьвер. Долго вертел бы, пока случайно не нажал на спусковую скобу. Скорее всего, в тот момент заглядывал бы в дуло. Или направил бы его на меня или Сигизмунда. Но даже если по редчайшему стечению обстоятельств никого из своих не застрелил бы, а убил врагов – сколько в обойме патронов? – потом остаток жизни потратил бы, узнавая у колдунов, как снова заставить заработать волшебную вещь…

– Да, – произнес я запоздало, – да, все так… Но всегда живет мечта, что смогу оживить волшебную вещь, что лежит веками, но никто ее не мог заставить проснуться…