Коллектив авторов - Бесконечная история

— Неужели ничего нельзя сделать?! — отблеск свечи как-то странно отразился от глаз Диомида, и Алваро усилием воли отогнал от себя мысль о том, что и всесильные кардиналы умеют плакать.

— Как слишком часто любят говорить ваши оппоненты из серых: «Все в руках Создателя», — он усмехнулся и отсалютовал союзнику бокалом. — Более всего меня беспокоит, что без моей поддержки вы действительно допустите регентство королевы-матери. Мне этого искренне не хотелось бы. Более того, сделайте все возможное, чтобы оградить Фердинанда от ее влияния.

— Иначе мы получим еще одного короля, пляшущего под дриксенскую свирель, — Диомид прищурился.

— Вы думаете, будет лучше, чтобы мальчик подчинялся кому-то другому? — Алваро вскинул бровь. — Мне не нравится сама мысль о марионетке на троне.

— Но лучше уж наша марионетка, чем чья-то чужая.

Спорить с этим Алваро не стал:

— Делайте что хотите, но Фердинанд не должен пострадать в любом случае.

— Страна не переживет междоусобицы, — согласно кивнул Диомид. — Тем паче, наследниками в случае прерывания рода Олларов становятся Алва.

— Что неприемлемо, — твердо заявил Алваро. Не говоря о том, что Рамиро Вешитель перед лицом Франциска Завоевателя отказался от трона Талига за себя и за потомков, подобной судьбы сыновьям не желал и он сам.

Алваро допил снадобье, но не успел он подергать за витой шнур для вызова слуги, как дверь открылась сама. Иниго вошел, стараясь не тратить времени соберано на дозволения и распоряжения, вновь наполнил бокал и незамедлительно вышел. Диомид ничего не сказал и даже не удостоил слугу взглядом.

— К тому же я не уверен, что Алиса, придя к власти, станет следовать кодексу Франциска. Вряд ли ее удовлетворят Алва или Ноймаринены в качестве потенциальных наследников, — напомнил кардинал, когда дверь закрылась. — Скорее она назовет Окделлов, Эпинэ, Приддов…

— Потому берегите Фердинанда, — повторил Алваро, — если хотите, такова моя предсмертная воля.

— Отравительница пожалеет обо всем, когда ее голова покатится с деревянной колоды в Занхе, — выплюнул сквозь зубы Диомид. Обычно, подобная жестокость наравне с ненавистью и смакованием способа умерщвления неугодного врага была ему не свойственна. К тому же Его Высокопреосвященство, видимо, забыл, что в Талиге не воюют с женщинами, какими бы змеями те ни являлись.

Алваро покачал головой:

— Меня, скорее всего, и объявят виновным в убийстве Франциска Второго. Если… вернее, когда это произойдет, то меньшее, что вас должно беспокоить, это сохранение моего доброго имени.

По мере того как ночь вступала в свои права, ему становилось все холоднее, и пора было бы уже заканчивать этот затянувшийся прощальный разговор. Меньше всего на свете Алваро хотел бы, чтобы союзник увидел его совершенно беспомощным. В конце концов, если он завтра все же не превратится в хладный труп, то уже не сможет простить Диомиду этого унижения.

Алваро посмотрел за окно. Небо было очень чистым. Оллария — расцвечена огнями, много ярче звезд, но даже отдаленно не настолько прекрасными, как холодные искры небосклона. Как жаль, что последний в его жизни закат давно отгорел. Зато оставалось каминное пламя. В него тоже можно смотреть, пока взор окончательно не застит тьма.

— Талиг вряд ли что-либо выиграет, если вновь объявит представителя рода Алва новым воплощением Леворукого, — заметил кардинал.

— А на мой взгляд, это закономерно, — усмехнулся он. — Рамиро Предателю и Рамиро Вешателю явно не хватает в компанию Алваро Отравителя.

— Пусть в отношении предательства Рамиро уже поздно доказывать хоть что-то, но вашу память на поругание я не отдам!

Алваро улыбнулся, и на этот раз его улыбка была искренней.

— Вы только своему секретарю не говорите про Рамиро, — посоветовал он. — Этот Квентин — довольно умный мальчик, не нужно, чтобы он раньше времени интересовался делами прошлыми.

— Я точно ничего не могу сделать для вас? — кардинал тоже посмотрел за окно.

Положительно Диомид был одним из умнейших людей, которые когда-либо попадались Алваро на жизненном пути. Сколь ни хотел бы кардинал остаться до конца, он понимал, что никто этого не допустит: ни сам соберано Кэналлоа, ни его слуги.

— Я сделал все возможное, — Алваро собирался покачать головой, но ему внезапно стало очень лениво делать хоть что-то. Все, на что его хватило, это снова отпить из бокала. — Возможно, будь жив отец, он просветил бы вас точнее касательно моего состояния, но его нет.

Огонь в камине что-то протрещал. Должно быть, так смеялся сам Леворукий. Повелитель Кошек не только читал сожженные письма, он, вероятно, еще и любил подслушивать чужие разговоры через камин. Какие глупости, право, лезут в голову перед смертью. Но положительно они много приятнее размышлений о тщетности бытия:

— Поддерживайте Георга. Не оказывайте сопротивления, но и не прогибайтесь. Свяжитесь с Манриком. У рыжих всегда было много средств, к тому же он наверняка вне себя от того, что Алиса вытурила его из столицы. В случае необходимости рассчитывайте на Кэналлоа и ее войска.

— Алваро, — Диомид покачал головой. — Но вы ведь уже распорядились о том, чтобы известить меня по тому поводу, как пройдет сегодняшняя ночь?

— Вы должны рассчитывать на мою смерть, — сказал он твердо. — Потому что даже если я выживу, то вряд ли смогу не то что подняться с постели, а даже произнести пару осмысленных фраз. Я буду болеть очень долго, вам придется продержаться без меня. Но поверьте мне на слово, я очень не хочу умирать, и если от меня зависит хоть что-то, сделаю все возможное.

— Теперь же мы можем лишь проститься, я вас правильно понял, друг мой?

Алваро прикрыл веки в знак согласия, и только теперь осознал, что не чувствует пальцев на ногах. Как быстро, Леворукий… Как чудовищно быстро он умирает.

Кардинал поднялся, но прежде чем выйти, шагнул к Алваро и возложил руку на непослушную, как у всех Алва, иссиня-черную шевелюру:

— Я знаю, что вы не верите в Создателя, герцог, однако, если кардинал Талигойский способен хоть на что-то, то я властью, принадлежащей мне, отпускаю вам все грехи ведомые и неведомые.

— Прощайте, Ваше Высокопреосвященство, — ответил Алваро.

— Прощайте, друг мой, — ответил Диомид и вышел.

Алваро опрокинул в себя вконец опостылевшее снадобье (подумать только, в начале вечера он наслаждался его вкусом).

— Иниго! — позвал он, и слуга немедленно возник в кабинете, забрал из непослушных пальцев бокал, поправил одеяло, пошевелил угли в камине.

Наступало самое важное и, вместе с тем, абсолютно не зависящее от него время. Слуга будет оставаться в комнате до последнего. Станет поить, стирать пот, который уже сейчас струится по вискам, несмотря на то, что Алваро невыносимо холодно, и ждать. Иниго будет тем, кто закроет ему глаза — вне зависимости от того, удастся ли вновь открыть их, — и это столь же грустно, сколь и правильно.